Клод Фролло.Центральный, самый загадочный образ романа. Священник, влюбленный в женщину. Тончайший психологический портрет, поистине гениально выписанный автором. Образ, встречающий у читателя как сочувствие и любовь, так и неприятие. Желание разобраться во всех тонкостях этого образа, разобрать поступки и познать их мотивации, подтолкнуло к опубликованию данной статьи. Авторство принадлежит Алине (alladin_13@list.ru)

* * *

Священник, цыганка, воля судьбы.

"Как же допустил творец, что посмел святой отец цыганку полюбить?"
Ю.Ким.

I
Преподобный отец Клод, архидиакон в соборе Парижской Богоматери, монсеньер Фролло был человеком способным на бесконечно сильные чувства, неординарная личность, жесткая и мягкая натура одновременно, прячущая свои эмоции, как и должно служителю церкви. Да, для меня он есть и останется именно живым человеком, а не литературным персонажем. Разум мой отказывается верить в то, что в объективной реальности его не существовало, что он всего лишь плод воображения.
Быть может, умер он слишком рано: всего 36 лет прожив на этой земле, но судьба, она такова, что человек для нее - словно подопытный кролик - испытала и выбросила на свалку жизни, а то и вовсе прочь из этого мира. И жестокому испытанию подвергла она Клода.
Триединство: оболочка, душа и разум и все в нем было расколото, все эти три атрибута человеческого существования треснули, их части поползли в разные стороны, раздирая, разрывая несчастного в клочья, принося ему неимоверную боль и страдание, рассудок мог помутиться от подобной нестерпимой муки. Каждая часть этого триединства хотела подчинить его себе.
Внешность. Оболочка. Она отталкивает. Но интересно, почему нет ни слова, ни упоминания о том, как выглядел Фролло, когда был юношей. А и, правда, как? Не вечно же он был седым, не сразу появилась лысина. Слишком много и долго воспитывал он себя, слишком усердно работал над собой, упрямо загоняя свою душу в темнейшие глубины сознания. Он вымотался, и это не замедлило отразиться на его внешности. Он еще молод: 36 что за возраст! Возраст ведь это тоже нечто внешнее, лишь частично отражающее человеческую сущность. Дни и ночи напролет корпеть над книгами, судорожно поглощать несметные горы информации, предаваться мучительным размышлениям и поискам да, вот что, пожалуй, и состарило внешность Фролло. Но не было во всем этом счастья, не мог он наслаждаться ни совершенством и безмятежностью природы, ни красотой церковного песнопения, то, что дает человеку способность чувствовать душа покоилось глубоко. Фролло умнел не мудрел , не видел жизни, не мог ее познать.
Но старилась внешность не душа! Душа, не получившая возможности развиваться, закрытая плотным слоем равнодушия, отгороженная от внешнего мира, закостенела, заморозилась. В молодом теле она могла еще сопротивляться, но теперь она словно кусок льда, в котором застыла, замерла жизнь. Душа, она осталась молодой, того же возраста, в котором сдалась, неспособная далее сражаться с железной волей, превратилась в некое подобие статуи юноши, точно проклятый античными богами, окаменевший, но еще живой человек. Пылкий юноша, ибо юность по натуре своей всегда такова. Но она не погибла, как хотела бы воля, она отошла в самый угол сознания и покорно стала дожидаться той искры, которая растопит сковавший ее лед и позволит ей вырваться наружу, снова начать жить, начать познавать, познавать с помощью чувств и переживаний. И, быть может, отомстить+
Все существо архидиакона заполнил разум. Но так ли он целен и крепок? Нет, он мечется, он в поисках: да или нет? , правильно он действует? , на верном ли он пути? , как близко цель? . Он не просто познает, этот разум ставит перед собой неразрешимые вовеки вопросы и пытается ответить на них. Ищет. Одна половина твердит, что у неудачника нет шансов, из ртути не получится золото, что ответа нет, найти его невозможно. Другая активная, неутомимая, взывает к деятельности, заставляет твердить заклинания, заставляет пускаться в нескончаемые поиски. Две эти части одного разума сражаются между собой, и полем битвы выступает внутренний мир Клода. Томление, мучение несет эта вражда. Воля уже направляется на то, чтобы примирить их, всеми силами старается урегулировать этот конфликт, она отвлекается от своей работы держать в узде душу+
Незамедлительно душа хватается за эту возможность: вот ее шанс! Воспользовавшись подходящим моментом, вихрем вырывается на свет буйная стихия! Столь уж важно: танцует ли на площади цыганка, развевая свои смольно-черные волосы, или белокурая прихожанка со слезами на глазах возносит молитву небу, или рыжая красавица, просто проходит мимо собора в солнечное золотистое утро? Столь уж важно? Взгляд приковала первая. Так случилось и ничего тут не попишешь, хитрая уловка судьбы, заманивающей в свои сети метущиеся неспокойные сердца. И вот волна, цунами, сметающая все на своем пути, юношеские, даже мальчишеские чувства, но какие сильные, пугающая мощь стихии. Пока эти чувства лежали на дне, они набирались сил для своего сокрушительного удара. И стоило чуть ослабить охрану, как все: хаос, беспорядок, смятение. Где тот прежний Клод, угрюмый монах, обитающий в келье главного парижского собора? Не оставив камня на камне, любовь хлынула, любовь заполнила все существо, затопила, похоронила под собой и разум и волю. Со стихией не совладать, никто не в силах идти против нее, самые сильные погибают. А Клод не самый сильный. Ходу назад уже нет. Воля архидиакона совершила роковую ошибку, отвлекшись от своей могущественной узницы. Теперь бессильно все.
Все, кроме тела. Все, кроме оболочки, скрывающей под собой неохватный океан. Тогда воля бросается к ней, как к союзнице. Не смогла удержать страсти на дне сознания, так хотя бы не дать им вырваться наружу. И тело охотно соглашается сотрудничать с ней. Вместе они делают из Клода подобие статуи, вместе они сковывают его движения, позволяя жить только глазам. Душа отдельно, воля отдельно, разум отдельно, а где же сам человек? Триединство. Все они словно составные части, но настолько неотделимые друг от друга настолько, что границ не различить. Воля держит душу в клетке , Клод держит душу в клетке - суть одно и то же. Даже фраза Клод держит в клетке самого себя равнозначна с предыдущими. Итак, священник запирает свои страсти внутри. Ничто не должно показать, что там, за чугунной непроницаемостью сутаны, что там, за этим каменным лицом. Вот где успех! Победа! Гренгуар ничего не заметил, Квазимодо не подозревает, ОНА, пусть глупышка, но и она не посмеет и помыслить о таком. Никто. Никто в целом мире не догадается. Торжество!
Но надолго ли? Воля вновь ошиблась, ошиблась жестоко. Она бросила океан на произвол судьбы, она полагала, что берег, эта твердая, воистину стальная оболочка не даст пробиться стихии. Как бы не так! Не сдерживаемая ничем, она растет, крепнет. Вот уже не только глаза, но и голос, предательским дрожанием может выдать, пусть не так сильна еще эта лавина, но крепость поддалась. Поиск лазейки, крохотной трещинки в этой каменной стене: куда выплеснуться, кому излить душу? Некому. Кроме+ кроме только НЕЕ. И теперь даже разум подчиняется любви. Размеренный поток мыслей круто изменяет свое направление: как украсть ее, как сделать ее своей, обдумывание плана похищения, холодный расчет в кипящей голове. Да, он все подстроил, все предугадал, она не дерзнет отказать, все будет по-твоему, Клод.
Глупец! Ты забыл про Бога, про твоего Бога! Ты забыл, как любит он вмешиваться и расстраивать все планы, ты забыл, ослепленный страстью, как жестока судьба! Слишком старательно измывался ты над самим собой, над собственной душой, слишком долго держал ее взаперти, своими собственными руками изуродовал ее и покалечил, сам себя состарил, кто кроме тебя виновен в твоей седине? То, что внутри ты молодой пылкий Ромео, ЕЙ не понять, не узреть. Слепец! Ты не видишь этого! Эгоист, ты горишь, ты весь захвачен этим огнем: адским ли, райским, какая разница? Люди не властны над стихией. Ошибка за ошибкой и вот ты там, где ты есть. Обвинять Бога? Да перестань, веришь ли ты в него? Кто кроме тебя самого виноват?
Вспомни, ты любил своих родителей, любил брата, любил этого горбуна, подобранного тобой на паперти собора. Ведь любил, верно? Но не мог позволить себе показать свою любовь. Нет, я не сужу тебя, помилуй Боже. Это самая правильная, самая замечательная любовь, которую доказывал ты не словом, но делом. Забота, попечение. Но требующая, жаждущая, неуемная твоя душа тоже хотела излить себя в этом чувстве, ей нужны были слова, чтобы выразить наболевшее, ей хотелось раскрыться, ей необходима была отдача. Ты послал ее ко всем чертям. Снова ошибка. Теперь ты изливаешь всю свою невысказанную нежность, что копилась в тебе годами, на эту бедную девочку, точно, это она виновна в постигших тебя крушениях. Ты больше не контролируешь себя и больше не можешь ждать. Твоя любовь к ней еще сильнее, потому что это любовь и к другим людям тоже. Ты свято верил, что это хрупкое несмышленое создание станет твоим спасителем, примет твою нежность, согреет тебя, как никто никогда, ибо ты не подпускал к себе. Ты убедил себя в том, что лишь это ласковое шестнадцатилетнее существо окажется сильнее твоей черствости, сильнее мирских и религиозных предрассудков, да, для тебя это уже всего лишь предрассудки в своей исповеди ей ты лишь мимолетом упомянул о том, что рукоположен, возведен в сан. Она упряма. Она упряма, Клод, сила это другое. За упрямством человек скрывает свою слабость. Она не нашла в себе сил даже просто выслушать тебя, а впрочем, и не искала. Ты думал, что исповедуешься ей, но с тем же успехом можно было исповедаться гаргулям.
Но зачем ты требуешь чего-то от нее? Отпусти ее, Клод, ДАЙ ЕЙ ЖИТЬ. Для нее твои чувства роковая случайность, для тебя неизбежная закономерность. А треклятая судьба подлила масла в огонь: Эсмеральда ведьма, ее повесят (кстати, кто клеветал на девушку, что она невеста Дьявола?), она мечтает о каком-то грубом королевском вояке, а твой подопечный, твой сын, твой пес (но пес бесконечно любимый) тоже провозгласил ее тайно ото всех дамой своего сердца.
Она предпочла тебе виселицу, какой меткий удар, точное попадание в самый центр истерзанного сердца. Лучше бы ей умереть тогда, после исповеди перед собором Парижской Богоматери. Дважды пришлось тебе страдать за ее кончину, и ты сломился. Смех. Нет, это не сумасшествие, это защита, иначе та невыносимая боль, от которой уже физически не выжить. В клочья сердце истерзано давно, она старательно работала своими колючими коготками, повторяя неустанно Феб, Феб, Феб + Но вот она, прекрасный маленький цветок, так горячо, так нежно и так страстно любимый тобою, беспомощный ангел с обрубленными крылами, страдающая, жалкая душа. Ни в чем не повинный ребенок. Она умерла. ОНА УМЕРЛА!!!
Как ему искупить свою вину перед ней, что сделать? Нет. Ничего всесильный господин архидиакон уже не в силах изменить. Фролло, ты не виноват! - хочется крикнуть ему через плотное полотно небытия. Но он не услышит. Он знает, что виноват, что погубил то единственное, ради чего отдал бы все, весь мир, всего себя, ради чего жил, ради чего перенес на своих сильных плечах эти адские мучения. Он не помнит, что это она мучила его, он все простил. Она уже мертва, а он ее все еще любит, любит, любит, Боже правый! Как он любит! Апогей.
Все. Это конец. Мир покатился под откос, невозможно сохранить равновесие. В этом водовороте погибает все. Фатум, ананке. Смерть.
Уходи, Клод, уходи, пока не поздно, беги туда, где покой и безмятежность. Твой звонарь поможет тебе. Не пытайся спастись, не пытайся удержаться в этой жизни. Тебе нет места среди тех, кого ты оставляешь здесь, на земле, они не простят тебе твоих ошибок. А там, там будет всепрощение. Не цепляйся за этот жестокий мир, Клод Фролло, разожми пальцы+

II
С самого начала всей этой истории было ясно: добровольно она со священником не будет, но надежда на счастливый конец не покидала до тех пор, пока не переломились позвонки хрупкой девической шеи. Нет, не могла Эсмеральда пуститься во все тяжкие со святым отцом. Не потому, что была набожной отнюдь. Ведь если от человека требуют что-то, чего ему выполнить не под силу, он с отчаянным старанием пытается избежать встречи со своим просителем. Клод же с самого ее появления на площади становится ей неприятен и страшен, при этом сам он всячески поддерживает и укрепляет созданный ею образ злого священника : кидается на нее с обвинениями, гонит прочь с площади, называя ее служанкой сатаны. Он до смерти запугал цыганку, а боязнь и любовь не сожительствуют друг с другом.
Свой страх перед тобой она прячет за издевку. Язвительная насмешка рока. О, девочка, как же ты смеешься над влюбленным мужчиной! Словно бешеным кнутом стегаешь его по израненной душе! Минута твоего торжества. Он отправляется восвояси, он не нужен тебе, ты зла на него, потому что он не Феб, которого ты ждала. Болит нога после примерки испанского сапога , перед взором маячит смерть. Но этот отталкивающий человек, как он противен: лезет к тебе, мечется по камере, словно подстреленный тигр, бросается на тебя. Прочь, прочь, прочь!
Но Эсмеральда боится смерти и боится ее больше, нежели чем Клода Фролло. Почему же, даже перед лицом неминуемой гибели, когда выбор уже не между угрозой повешения и грехопадением с архидиаконом, а между реальной смертью и возможностью избежать этой смерти, стоит лишь протянуть руку человеку, который ее любит, она выбирает первое? Потому что отправиться с Клодом куда бы то ни было означает окончательную и бесповоротную потерю ее ненаглядного Феба, потому что вера в то, что она будет спасена не угасает в ней до самой веревки. Она не оставляет своего твердого убеждения в том, что Феб вызволит ее из этой западни. Ей даже в голову не приходит, что может быть иначе. Маленькая глупышка.
Но ты-то, Клод! Выходит, ты так же слеп, как и твоя звезда. Хоть на мгновенье задумался ли ты над тем, что она сможет отказать? Мимолетной хотя бы вспышкой промелькнула ли в твоей голове мысль, что вы все-таки не сможете быть вместе? Нет. И от этого бич ее слов оказался в сотни раз болезненней, чем мог бы стать. Слова ее обернулись для тебя настолько неожиданными, что ты даже пошатнулся, как будто оглушенный тяжелой палицей.
Архидиакон нашел в Эсмеральде ту однозначность, которой не было в нем самом. Наивная простота, с которой девушка делит весь мир на черное и белое, отметая полутона эта простота привлекла. Каждая клеточка ее тела составляла противоположность ему. Священник пастырь душ человеческих, цыганка пусть невольно, их совратительница, она легка и подвижна, он закован в свою сутану. Она поет веселые испанские песни, он, давший обет смирения, должен быть немногословен. Он из хорошей семьи, она сиротка из цыганского табора. Но оба плотные сгустки энергии, два заряда, которые невиданная сила влечет друг к другу, она же и отталкивает, ибо сближение ведет к катастрофе.
Она берет от жизни все, что способна удержать в своих худеньких ручонках, он отвергает любые подарки судьбы, а ради чего? Ради идеи, ради религии, по-прежнему борясь с собой. Однако столь высокопоставленная особа, как архидиакон, привыкла, что все и вся страшатся его, а от этого подчиняются его воле. Один из сильных мира сего, он повелевает душами, наделен властью отпускать грехи, говорит с простыми смертными от имени Господа, пастух он владелец своих овец. Но невежественной цыганке что за дело до твоего всесилия? Она верит лишь в то, что предсказала ей гадалка, она не признает твоей власти над собой. Пусть, пусть душа не покоряется, но зато ты сможешь покорить ее тело, завладеешь им насильно, а потом, глядишь, и она станет твоей полностью. Но то средство, не самоцель. Клод хочет лишь любви. Как просто и как сложно+ Сделать ее своей рабой, но самому служить ей, завладеть ею, но кинуть к ее ногам весь свой мир, всего себя. А страсть нетерпима, ей неведомо слово ждать . Фролло поторопился: не успев покорить ее себе, он сам отдается весь в ее распоряжение. О, Эсмеральда жестокая распорядительница! Никто не смеет держать эту птицу в клетке. А кто дерзнул, да еще и сам же признал свою ошибку смерть! И она не колеблясь подписывает смертный приговор. Но кому? Тебе. Тебе и себе, ибо, падая в эту пропасть небытия, куда она толкает тебя, ты увлекаешь ее за собой, своими сильными руками стиснув мертвой хваткой ее хрупкое запястье.
Они жили недолго и несчастливо и умерли в один день - какая горькая насмешка над человеческими судьбами! Там наверху ведется борьба не на жизнь, а на смерть, борьба за наши души. Те, кто правит миром, не терпят пренебрежения, а ты пренебрег своим Богом, преподобный отец Клод, и вот как покарал он тебя. На долю редкого человека выпадает столько страданий: как логическое их продолжение, Всевышний насылает на тебя новое испытание собственными глазами увидеть смерть любимой. Она покинула этот мир, так и не узнав, как горячо ты ее любишь. Она лишь слышала твое признание, но поняла ли? Она умерла, так и не узнав, как хорошо было бы вам двоим, как бы боготворил ты ее, как заботился, как нежно опекал бы, как молился бы ей, ей не Христу.
Цыганка встала между священником и Богом, и поэтому теперь она должна уйти. Фролло уже думал, что она погибла (видит Небо, ее гибель, ее мучения последнее, что он хотел. Как старался он оградить ее от физической боли, как готов был сам принять всю эту пытку, которой ее подвергли+), он уже медленно, с трудом, но возвращался к прежней своей жизни, мучаясь, он все же был уже на пути выздоровления. Но во все вмешался рок. Своим орудием беспощадная ананке избрала горбуна. Звонарь спас Эсмеральду и, как следствие, окончательно погубил своего господина, своего хозяина. Свисток, врученный девушке, помог ей, но помешал тебе, святой отец. Кто знает, что произошло бы, если не эта услуга, оказанная твоим воспитанником. Ключ от красных врат открыл бы, возможно, потайную дверцу любви, Клод изуродовал бы ее, но спас себя, пусть временно. Когда подступает к горлу, когда неведомая сила с неистовством душит, не давая дышать, не важно, какова будет цена глотка живительного кислорода. Фролло готов был заплатить Эсмеральдой, но лишь движимый животным инстинктом, а раз так, это уже не он, а вселившийся в его тело бес, которого с наступлением утра священник первым же проклянет. Но то будет потом, а сейчас архидиакон гоним лишь первобытной страстью, лишь желанием обладать женщиной. А Небеса, вложившие при помощи Квазимодо в руки цыганки предательский свисток, упорно хранят святого отца от грехопадения, ставя на стол свечу, они притягивают мотылька, но больно жжет эта псевдоприманка.
Если бы горбун не сопротивлялся, бродяги успешно бы захватили Нотр-Дам, хотя, естественно, никакой Эсмеральды они там уже не нашли бы. Но никто ничего не заметил бы в спящем Париже, улицы не перекрыли бы, и Фролло, схватив девушку покрепче, спокойно бы с ней сбежал. Ведь это он придумал сей хитроумный план. Эсмеральде ничего не угрожало в соборе, но ее необходимо было забрать оттуда, так как Квазимодо теперь из союзника и верного слуги Фролло превратился в противника его и врага. Священник прекрасно понимал, что цыганка никуда с ним не пойдет, поэтому прибегнул к помощи Гренгуара: пусть он и бутафорский муж, но девушка доверяла ему. Для того чтобы объяснить незадачливому поэту причину похищения, архидиакон представил все так, словно оставаться Эсмеральде в соборе небезопасно, что ее жизнь под угрозой. До вмешательства звонаря все шло гладко. Квазимодо по воле судьбы (уж не ведомый ли дьяволом?) поднял невообразимый шум, и все случилось так, как случилось.
Возможно, понеся столь тяжелую утрату, перетерпевший этот удар рока, Клод вернулся бы к жизни, оправился бы со временем и усердно стал бы молиться Богу, выпрашивая прощение за свой тяжкий грех (ибо согрешить в мыслях еще страшнее, чем на деле). Но нет! Снова нет. Не дать времени на покаяние, взбунтоваться в тот момент, когда, казалось бы, все позади, и надо начинать жить дальше. Убить. Убить скорее, пока Господь не подыскал ему место в рае, заполучить душу, теперь уже не по обмену, за ночь с цыганкой, а просто так, даром. Сам он с собой не покончит, не совершит грех еще более страшный самоубийство, он выдержит удар, станет сильнее. Но есть кто-то, кто сможет помочь. И он рядом. Квазимодо, - нашептывает на ухо Сатана, - этот человек виновен в смерти твоей девочки, твоей Эсмеральды, он убил ее, а сейчас еще и смеется над ней. Неужели ты оставишь ему жизнь, неужели ты не столкнешь его с собора? Толкай!
Где твоя душа теперь, Клод Фролло? Она слишком сильно любила, чтобы попасть в ад, она слишком много грешила, чтобы попасть в рай. Может быть, она, словно странница, блуждает по этому миру, перемещаясь из одного тела в другое, переживая одну за другой бессмысленные жизни. Бессмысленные, потому что в них нет твоей Эсмеральды.

III

Любовь Клода результат такой структуры его личности. Эта его бесконечная, неуемная, не знающая утоления жажда знаний, появившаяся еще в детстве, была с ним всю жизнь. Это, можно сказать, по сути, и есть его существо. Поглотив одну за другой науки, он перешел к лженаукам, не давая себе ни отдыха, ни передышки. Алхимия завела Клода в тупик. Она была всего лишь иллюзией, неспособной ответить на вопросы, снедающие архидиакона, она была всего лишь заблуждением, претендовавшим на то, что способно открыть всемирные законы. Пламенная увлеченность стала постепенно угасать, а вместе с этим мозг стал освобождаться для нового познания. Метнувшись, резким движением священник попадает из тупика в ловушку+ В нем разгорается новая страсть к учению: познать любовь, познать женщину. Фролло не успел переболеть этой чумой, он умер раньше, чем болезнь отпустила. Ревностный католик, священник, богослов постепенно превращается в мага и жреца, а затем и в похотливого мужчину, желающего обладать своей женщиной. Все эти метаморфозы, происходящие в одном человеке, не являются чем-то проходящим, последовательным: новое приходит на смену старому, но старое и не думает уходить, Клод, являясь алхимиком, являясь страстно влюбленным, вынужден нести на себе бремя священнослужителя, должность, противоречащую его натуре. И пропасть непреодолима, и трагедия неизбежна.
Но в тот яркий момент, когда архидиакон бежит прочь из собора, прочь из города, ошибочно считая, что Эсмеральда уже мертва, в его мозгу не родилось мысли о самоубийстве. На этой наивысшей ступени отчаяния, скорби и боли, когда земля под ногами превращается в адскую бездну, здания кажутся вратами в геенну, трезвый ум больше не принадлежит святому отцу, в состоянии полной безнадежности он еще хочет жить. Но зачем жить, если все, что было так дорого сердцу, все, на что были направлены мечты и помыслы все погибло? Где-то там, глубоко в подсознании присутствует уверенность в том, что отыщется новый смысл, что найдутся в мире еще вещи, ради которых стоит жить, которые Клод еще не познал, но обязательно это сделает. Пока Фролло не доступны сии мысли, разум заволокла непроницаемая пелена, сознанием владеет лишь одна навящево преследующая его фраза: Ее больше нет . Он не знает, что существует в мире еще что-то, кроме его любви к цыганке. Ведь этот человек не успел еще раскрыться полностью, тот мощный потенциал, заложенный в нем, все еще ждет момента, чтобы проявиться. У Клода есть смысл жить.
Почему, если бы представилась возможность начать все сначала, он поступил бы также? А священник признается себе в этом. Почему не раскаивается в том, что погубил Эсмеральду? Потому что все его поступки в жизни ступени одной лестницы, каждое событие привносит нечто новое в человеческую личность, учит ее. Это лестница наверх. Пусть человек имеет право на ошибки иначе ему не вырасти над собой. Всем сердцем страдая от свей неправоты, от своей жестокости, Клод все же разрешает себе ошибки. Но возможно, считать, что будь у тебя еще одна жизнь, ты прожил бы ее так же, как первую, гораздо проще, чем мучиться от мысли о том, что поезд ушел безвозвратно, что ничего не вернуть, ничего не исправить+ Еще большая боль разорвет на части, поэтому пусть Фролло верит, что поступил бы так же, быть может, это вовсе неправда.
Клод это задача, которую каждый решает по-своему, Клод это загадка, разгадка которой известна лишь тем, у кого дрогнуло сердце при чтении книги, дрогнуло от осознания силы и глубины той боли и той любви, которые выпали на долю священника. Архидиакон один. Никто не может ему помочь, никто не понимает и не принимает его. Наедине со своими чувствами Фролло сходит с ума. Со страниц романа он не взывает о помощи, считая, что со всем может справиться сам, но не хватает сил нести тяжелое бремя ананке. Какую цель преследовал священник, чертя это слово на стене своей кельи? Быть может, он хотел убедить себя, что его злейший враг вовсе не Фэб или Эсмеральда, а судьба? Что виновен с трагедии не он, а злой рок, довлеющий над людскими жизнями?
Да, беда трех обреченных на гибель персонажей: Клода, Эсмеральды, Квазимодо заключается в том, что они не могут быть счастливы, являясь теми, кто они есть. Чтобы получить от жизни то, на что они претендуют, им надо быть другими людьми, иметь другие качества. Но Эсмеральде не стать богатой и знатной дамой, Фролло не вернуть молодость, а Квазимодо не превратиться в прекрасного принца. И ведь это не жизнь ставит перед ними данные невыполнимые условия счастья нет, это делают другие люди самые жестокие существа на свете, ведь они готовы принять лишь тех, кто владеет всеми тремя богатствами сразу: красотой, молодостью, состоянием, для всех же остальных ворота радостей закрыты навсегда.

IV

Мужчина, как известно, любит глазами, поэтому ты полюбил ее, созерцая огненный танец, полюбил ее, когда наблюдал за ее движениями. Потом ты услышал ее голос+ Ты не знал ее как человека, ты погнался за внешней, пусть весьма привлекательной, но всего лишь оболочкой. Тебе не хватало образа ее внутреннего мира, что ж, ты дорисовал его в своем воображении, стал холить и лелеять этот образ, стал жить им, и не один ты был покорен плясуньей. Но что любой звезде ее поклонники? Что ей до чувств своих обожателей? Своя личная жизнь и без того яркая, все мысли о ней, о себе.
Образ ее, надо сказать, тебе удалось выдумать такой, что он оказался довольно близок к действительности, но тебе не хватило проницательности, способности понимать чувства других людей. Ты переоценил свою значимость и недооценил значимость Феба для Эсмеральды, ни на миг ты не задумался о ней, о ее счастье, о ее благополучии, тебе было все равно, чего хочет она, главное что хочешь ты.
Но с каждым мгновеньем ты все ближе и ближе подбирался своей звезде , все лучше и лучше узнавал ее, с каждым днем чувства росли и крепли, поклонение превращался в любовь. Когда же произошло это перевоплощение? В тот момент, когда ты дерзнул признаться самому себе, что твое чувство страсти, твоя одержимость это Любовь. Кто посмеет оспаривать человеческие чувства? Кто посмеет сказать влюбленному: Твоя любовь ненастоящая, да и вообще, это не любовь ? Кто рискнет дать единственно верное определение этому явлению? Кто скажет, что Клод не любил Эсмеральду?
Ты увидел ее и был поражен. Теперь тебе вновь и вновь каждое утро необходимо было смотреть на то, как она танцует. А потом она запела. Снова и снова наслаждаться созерцанием этих завораживающих движений, наслаждаться ее неземной красотой, наслаждаться ее божественным голосом. В какой момент ты понял, что хочешь БЫТЬ с ней? Ты увидел, услышал, теперь ты хочешь почувствовать, хочешь дотронуться до нее: рукой, губами, всем телом. Теперь думай, Клод, думай, как это сделать. Ее обвинят в колдовстве, отдадут тебе на попечение, чтобы ты выслушивал ее исповеди и отпускал ее грехи. Ты будешь приходить к ней, никто не будет мешать вам+ Кричать ей бесполезно никто ее не услышит, кроме тебя. У нее не будет выбора, и она поддастся. План гениален. Необходимо теперь заставить всех поверить, что она ведьма. А впрочем, она, видно, и в самом деле ведьма, раз так околдовала тебя, опутала тебя своими сетями обольщения.
Но план сорвался. Никто не собирался тебе ее вручать , ее приговорили к пытке, ее пытали, и она призналась в покушении на капитана, призналась в сговоре с дьяволом, ей вынесли смертный приговор! Клод, мог ли ты помыслить такое? Ее ПЫТАЛИ! Ее пытали, а ты не смог вмешаться, ты был не властен предотвратить этот ужас. Хорош бы ты был в глазах судейства: сначала сам обвинил, а теперь пытаешься оправдать. Да тебя бы просто объявили околдованным, ведь в те дни это было проще простого, Клод. И вот тебе теперь надо спасать твою Эсмеральду. Жизнь цыганки под угрозой, но тебе несложно вызволить ее из заточения, лишь бы она захотела этой свободы, но как выяснилось, ТАКАЯ свобода ей не нужна.
Однако если судить здраво, Фролло был единственным, кто мог спасти девушку. И он неоднократно предлагал ей это спасение. Но что требовал он взамен! Он вызволит ее из рук смерти, чтобы сжать ее крепко своими ледяными руками, прижаться к ней горячими губами. Будь в Эсмеральде хоть немного ума, она бы исхитрилась: и спаслась и избежала ложа архидиакона. Будь в Эсмеральде хоть немного доброты, она бы выслушала его, она бы позволила ему любить себя, ведь все, что надо несчастному в подобном состоянии это приятие. Человек человеку не должен быть зверем. Лишь одно доброе слово из уст дорогого существа, и словно камень с души, такая малость до краев наполняет отрадой истерзанное сердце. Но нет этого слова, напряженность все растет и растет, на плечах Клода уже невыносимо тяжкий груз, который необходимо скинуть, но скинуть нельзя, груз, который придавливает несчастного к самой земле, не давая даже вздохнуть не то что выпрямиться. Сутана становится непомерно тяжелой, не столько сама сутана, сколько идея, которую она в себе несет, и будто весящая тонну, она прогибает под себя сильную широкую спину взрослого мужчины, она порабощает Клода. Лишь одно доброе слово, цыганка, лишь мимолетный жест приятия, лишь позволение любить тебя, позволение рискнуть всем и вся, дабы спасти тебя от неминуемой виселицы, позволь, цыганка, позволь лишь жить, позволь умиротворению снизойти на метущуюся душу священника, одно лишь слово, цыганка! Но нет. Он убил Феба, без которого жизнь не мила. Но ведь сначала ты отвергла его, а потом уже узнала, что Феб мертв. Узнала с его слов. А что еще мог он сказать тебе? Сказать правду значит дать надежду.
Тебе неведомо милосердие, неведома и дипломатия. Но Эсмеральда, обладающая мудростью и состраданием, Эсмеральда-оратор это уже не Эсмеральда. Слово чертовски сильная вещь, если уметь верно использовать его, можно добиться любого желаемого. Истинно богаты те, кто им владеет. Я позволяю тебе спасти меня - и ты спасена, скажи ты это Клоду. Но ты сказала Феб , что еще больнее, чем простое нет , потому что, кроме щемящей боли, ты распалила еще и жгучую ненависть и ревность. Глупышка, твое Феб погубило тебя трижды: в мокрой темнице, на рассвете у гревской виселицы и в каменном мешке, где сидела долгие годы твоя мать. Эсмеральда, оглянись: скольких погубила твоя глупость! Скажи ты сразу да , и остались бы в живых и ты, и Клод Фролло, и Квазимодо, и Клопен Труильфу, и Жеан Мельник, и твоя собственная мать.
Ты свято верила, что это страшный человек в монашеском одеянии таит в себе опасность для тебя. Ты настолько была в этом уверенна, что заставила его самого поверить в то, что это правда. Без тебя, настойчиво твердившей, что архидиакон страшный убийца, смертельно жестокий человек, посмел бы он хоть на миг подумать о том, что может нанести тебе какой-то вред? Лишь ты убедила его том, что он властен тебя погубить. Разве можно обвинять отчаявшегося, эмоционально истощенного человека, обозленного на то, что предмет его вожделения остается недоступным, несмотря на все его старания, в том, что он, в конце концов, срывается? Он зол на тебя, ведь ты мешаешь ему, не даешь стать счастливым. Фролло запутался, запутался в себе, в ситуации, в жизни. Этот порыв побежать к жандармам и выдать тебя властям всего лишь жест отчаяния, ведь сделать хоть что-нибудь необходимо, в застоявшейся духоте нужно хоть какое-то движение воздуха, пусть это будет смертоносный порыв ветра, но все же ветер.

V

Любовь служителя Римской католической церкви какой уродец! Но уродец силен и страшен, в его мускулах кипит сила, но превращающий его в настоящее чудовище нарост эгоизма, этот горб, искривляет тело, нарушает гармонию. Какое надругательство над красотой чувства! Любовь святого отца опухоль, превращающая в хаос упорядоченные клетки тканей, растущая не по дням, а по часам. Опухоль, приводящая к смерти. Любовь Фролло горбатый уродец. Уж не аллегоричен ли Квазимодо в своей роли? Пропасть, отделяющая архидиакона от его возлюбленной 20 лет возраст звонаря. Если перечеркнуть эти 20 лет, если вернуться к своим шестнадцати годам, тогда Клод мог бы переменить свою стезю, пойти другой дорогой. Но теперь уже слишком поздно, пути назад нет. 20 лет гнила и увечилась душа: то, что у Квазимодо снаружи, у священника внутри. Имя божественное отражение человеческой сущности, оно в какой-то мере управляет нашими поступками и даже, как следствие, нашей судьбой. Слово Клод происходит от латинского хромой . Звонарь хромает. Случайно ли? Или же горбун и архидиакон две части одного целого? Добрый двадцатилетний мальчик, он же отвратительный урод, воспитанник святого отца, он словно кусок жизни Фролло, той жизни, которую сломала церковь, закабалили ее догматы, которую разрушили ее обряды, ее законы. Изувеченный человек, надтреснутая душа. Запреты, запреты, запреты.
Горб эгоизма. Из-за этого эгоизма ты и не можешь разрешить цыганке быть счастливой. Великая любовь это любовь ничего не требующая, это любовь созерцающая, любовь, живущая счастьем другого человека, счастливая его счастьем, питающаяся добродетелью, словно живительной росой. Другой вопрос, существует ли такая. Твоя, монсеньер Фролло, зиждилась на желании обладать. Не твоя, значит ничья, и горе тому, кто окажется а твоем пути. Уж не за то ли наказал Господь, что ты воспользовался его лишь привилегией забирать жизни? Не за то ли, что возомнил ты, что имеешь право убить человека, убрать с дороги того, в кого влюблена Эсмеральда, убить соперника? Ты не возомнил. В тот миг ты вообще ни о чем не думал, не мог. Охваченный всезжигающей похотью, яростью, ненавистью к Фебу, ты не способен был рассуждать. То единственное, что долгие годы ты считал главным своим богатством, то, чем, несмотря на запреты церкви, ибо она призывает, не рассуждая, слепо верить, ты еще располагал разум отказал тебе, он тоже предал тебя. Он исчез, испарился, оставив тебя на произвол твоей пылающей страсти, которая толкнула тебя на роковую ошибку, толкнув тебя прямо в лапы к дьяволу. Именно в этот момент ты погубил ее, Клод, не до, не после, а именно тогда, в грязном притоне старухи Фалурдель, вонзая кинжал в спину капитана. Все же остальное зависело уже не от тебя. За этой чертой закончилось всевластие архидиакона и началось правление ананке.
+Ледяные руки, но горячие губы, застывшее, замороженное лицо, но горящий взгляд, скованное холодом сердце, которое жжет, словно уголь. Священная гармония нарушена. Осознание вины. Фролло чувствует ответственность за то, над чем не властен над самой жизнью. Забывший Бога, он считает, что способен влиять на рок.
Быть священником. Любить женщину , любить, быть готовым отдать все ради нее, пожертвовать всем: собой, своей жизнью, своим положением в обществе, своей честью, своими родными всем. Любить и сходить с ума от этой ручки, от этой ножки, любить и стремиться обладать ей, ибо всякая страсть стремится к обладанию, любить и отказываться верить в невозможность сделать счастливой свой предмет обожания, сгорать в мучительном огне, не будучи способным сгореть дотла, не имея никаких шансов прекратить свои страдания. Метаться, словно тигр в клетке, из которой невозможно вырваться, но и невозможно смириться с заточением. Совершать ошибку за ошибкой, корить себя, вновь и вновь наталкиваться на ледяное равнодушие той, что дороже вечного рая. Быть готовым продать свою душу сатане за возможность познать ее. Любить, любить, ЛЮБИТЬ!
Остальная любовь будто жалкое подражание, и только твоя истинна. Я преклоняюсь перед ней.

VI
Тройственное ананке правит нами: ананке догматов, ананке законов, ананке слепой материи.
В. Гюго
Догмы играют с судьбами злые шутки. Законы нещадно коверкают жизни, людская молва разбазаривает человека, как будто продает его на рынке по частям. Люди - марионетки в руках времени. В руках религии, общества, природы. Новое триединство. Человек, сражающийся с этими стихиями, раздираемый, четвертованный ими, не всегда осознает, что это борьба с неизбежным. Он сражается с каждой из этих сторон своего существа, наивно предполагая, что все они находятся во вне, не понимая, что эта разрушительная борьба ведется в нем самом, что, имея чувства, он верует, имея разум, является существом общественным, и в то же время он неотделим от земных стихий, своих животных инстинктов. Ни без веры, ни без общества, ни без природы человеческое существо жить не может, и именно поэтому проигрывает свою битву, погибая в страданиях и муках.
А безмятежные ангелы смотрят на людские страдания и улыбаются своими кроткими безучастными улыбками.
* * *


Back