I
Гревская площадь давно осталась позади – Фролло спешил, ещё немного и день
окончательно вступит в свои права, прогоняя мрак, и тогда передвигаться далее
незамеченными будет намного сложнее.
- Отпустите меня, прошу вас… Я не хочу… - умоляла несчастная цыганка
священника, тогда как он всё дальше увлекал её в лабиринт тёмных парижских улиц,
не заботясь о том, желает ли этого она или нет.
- Пожалуйста, замолчи! Если нас обнаружат солдаты короля, то даже моя
власть не спасёт тебя. Неужели ты настолько глупа, что не понимаешь этого?! -
грубо отвечал архидьякон. - Нужно уйти как можно дальше от площади и собора. Ну
же! Не сопротивляйся, иначе мне придётся нести тебя на руках!
- Но я не хочу идти с вами, оставьте меня! Мой Феб! Я должна встретиться
с ним. Он думает, что я в соборе… Я не хочу никуда идти. Он не найдёт меня!
- Замолчи! - Фролло постепенно приходил в ярость. - Я пытаюсь спасти
тебя от объятий Монфокона, так ты уж постарайся забыть об объятиях этого глупого
солдафона!
- Не смейте так говорить! Вы думаете только о себе! Конечно, вы хотели
бы видеть меня в ваших объятиях! - закричала Эсмеральда, а затем вдруг умолкла –
она увидела глаза священника, в них было столько ненависти и злобы, что она
просто не решилась продолжать дальше.
Фролло ей ничего не ответил, он продолжал так же пристально и с таким же гневом
взирать на неё. Эсмеральда не выдержала этого взгляда и отвела глаза в сторону.
Клод схватил её за подбородок и заставил вновь посмотреть на него.
- Не произноси его имени, - проговорил священник сквозь зубы, особенно
подчеркнув слово «его».
Невольно цыганку охватила дрожь, которую она была не в силах унять. Это ощутил и
Клод. Внезапно его лицо изменилось: на нём не осталось и следа недавнего гнева,
так испугавшего девушку. Даже голос стал другим – нежным, словно убаюкивающим.
- Прости меня, дитя! Я не владею собой, неужели ты не видишь этого?
Зачем ты постоянно делаешь так, чтобы гнев овладевал мною. Я ведь могу причинить
тебе вред, а я не хочу этого. Ты слишком дорога мне!
- Но я не люблю вас!
- Молчи! - вскричал священник, сжав запястье маленькой хрупкой ручки
Эсмеральды так, что девушка вскрикнула от боли. - Ты пойдёшь со мной добровольно
или по принуждению, это не важно, но пойдёшь!
Фролло грубо встряхнул Эсмеральду и вновь потащил её куда-то.
Цыганке приходилось бежать – архидьякон шёл слишком быстро. Несколько раз она,
споткнувшись, едва не падала, но Клод этого даже не замечал.
Эсмеральда не понимала, где они находятся, но смутно ощущала, что, возможно,
скоро её взору откроются предместья. На это указывали дома, окружавшие двух
беглецов со всех сторон. Они были мрачные и, казалось, пустынные – сердце города
осталось далеко позади. Цыганка боялась даже предположить, куда ведёт её
священник и что он собирается с ней делать. Они пересекали один квартал за
другим, а архидьякон всё молчал. Внезапно он остановился возле одной лачуги,
почти как две капли воды похожей на все остальные, находящиеся поблизости –
такие же серые и угрюмые. Если у них и были хозяева, то это были бедняки,
которых совсем не интересовал внешний облик их убогого жилья, потому как этих
несчастных уже давно преследовали другие мысли – как бы не умереть от голода, а
раз так, то где бы раздобыть пропитание.
Внезапно в неверном свете восходящего солнца Эсмеральда заметила ключ,
блеснувший в руке Фролло.
Входная дверь дома, возле которого они минуту назад остановились, бесшумно
отворилась, что было довольно странно, если брать во внимание вид этого более
чем скромного строения. Внешность бывает обманчива! Воистину эта мудрость
применима к тому, что открылось перед глазами испуганной цыганки, когда её
спутнику, наконец, удалось зажечь свечу. Внутри не было и следа запустения. Всё
указывало на то, что это помещение иногда навещали. В глубине комнаты стоял
стол, на котором в определённом порядке располагались какие-то книги. Некоторые
из них были внушительных размеров, другие же были малы, но поражали искусной
гравировкой, украшавшей их переплёт. У дальней стены стоял шкаф, заполненный
некими стеклянными предметами причудливой формы, по крайней мере, они казались
таковыми Эсмеральде, никогда ранее не видевшей колб, используемых алхимиками для
получения различных смесей, состав которых был ведом только им.
Фролло всё также одной рукой сжимал нежное запястье перепуганной девушки, а
другой закрывал за собой дверь на ключ. Только после этих нехитрых манипуляций
священник, наконец, разжал пальцы, сковывавшие ручку несчастной Эсмеральды
мёртвой хваткой.
Почувствовав свободу, цыганка метнулась к столу, заполненному книгами, и встала
за ним, чувствуя себя в некой безопасности за этой импровизированной преградой,
которую, конечно же, священнику не составило бы труда преодолеть. Она пристально
взглянула в глаза архидьякона. В них отражался огонёк свечи, мерцая адским
пламенем. Что скрывали эти глаза? Какие мысли могла бы она в них прочесть?
Цыганка хотела узнать эту тайну. Но одновременно страшилась истины, способной
при этом открыться, будто подозревая о её сущности.
Фролло всё также безмолвствовал, он стоял, скрестив руки на груди и
прислонившись к стене.
В доме повисла гнетущая тишина, которая пугала Эсмеральду, отчего она, наконец,
не выдержала и обратилась к священнику:
- Зачем вы привели меня сюда, отвечайте?! Мне страшно, я устала. Чего вы
хотите от меня?!
Архидьякон повернулся лицом к девушке. В отблеске единственной свечи, слабо
озаряющей комнату, несчастной цыганке показалось, что на неё взирает сам дьявол.
В ужасе она отвернулась.
- Зачем я привёл тебя сюда? - как бы в забытьи переспросил Клод. - А ты
бы хотела остаться на площади и дождаться солдат? Куда ты прикажешь мне тебя
отвести? В собор? Там теперь небезопасно для тебя. Все помещения наверняка
обыскивают… Глупец! - вдруг вскричал Фролло. - Какой может быть собор?! Ты,
верно, желаешь, чтобы я отвёл тебя к твоему пустоголовому капитану! Так знай,
никогда этому не бывать! Слышишь, никогда!
- Я люблю его…
- Опять ты смеешь это произносить! Что ты нашла в нём? Разве ты не
видишь, что он не достоин тебя. Как ты можешь любить его?
- Он спас меня!
- От кого? От Квазимодо, который и так не причинил бы тебе вреда?!
- Но он отвёл бы меня к вам, чтобы вы смогли утолить свою похоть.
- Не об этом я тогда помышлял! Я хотел лишь увидеть тебя, глупенькая! Ты
всё не можешь забыть мой ночной визит к тебе? Я сам не понимаю, как осмелился на
такое. Прости меня, во мне кипели страсть и желание, это невыносимо! Боже, я
благодарю тебя за то, что ты помешал мне совершить преступление, тяжесть
которого навеки обрекла бы мою душу на вечные мучения, но главное за то, что не
дал мне погубить её! - с этими словами Фролло устремил свой пылающий взор на
Эсмеральду. - О, а ведь только что я едва не совершил ещё одно преступление, -
продолжал он, - там, на Гревской площади, когда ты звала его, этого презренного
капитана. Тогда дьявол едва не овладел мной, не знаю, как я смог противостоять
ему! В тот момент я мог причинить тебе вред, мог ударить тебя и даже не
заметил бы этого. Но главное, я мог отдать тебя в руки палачу. Понимаешь, в тот
момент я готов был пожертвовать тобой, лишь бы ты не досталась Фебу. Боже, я бы
умер, если увидел бы тебя на виселице. Нет, дитя, умоляю, не мучай меня больше,
не напоминай мне о Фебе де Шатопер!
- Вы противны мне! Вы думаете только о своих чувствах и желаниях,
забывая о других. Вы ужасны! Отпустите меня! Я хочу выйти отсюда!
- Куда ты пойдёшь?! Тебя ищут! Король подписал твой смертный приговор.
Понимаешь, король! Нужно бежать из Парижа! Туда, где о тебе не знают, а, значит,
не будут искать.
- Вы лжете!
- Зачем мне это?!
- О, вы слишком коварны, чтобы говорить мне правду, ведь она даст мне
надежду на свободу, на любовь, слышите, на любовь! А вам важно, чтобы я так и
пребывала в неведении, чтобы я боялась вас! Да я ведь и так боюсь вас! Довольны
вы теперь?! - Эсмеральда не выдержала, она закрыла лицо руками и заплакала. - Я
боюсь вас! Вы ужасны! Не мучайте меня, прошу!
- Не плач, нет… - Фролло кинулся к девушке, желая успокоить её.
- Не подходите! Вы чудовище!
- Замолчи! Я пытаюсь спасти тебя! Если сейчас ты выйдешь на улицу, то
тебя поймают солдаты и отправят на виселицу! Ты этого хочешь, этого?!
- Нет…
- Я не знаю, почему сам король вмешался в это дело. Если бы всё не зашло
так далеко, то, думаю, мне удалось бы со временем добиться для тебя помилования,
в этом бы мне помог прокурор духовного суда, но сейчас… Я не знаю, что мне
делать! Король подписал приговор… Людовик одиннадцатый… - шептал Фролло,
размышляя вслух. - Решено, - вдруг громко объявил он, - я добьюсь встречи с ним!
- Но возможно ли это, разве король согласится принять вас?
- Да, согласится, как раз это-то для меня и не сложно. Но вот заставить
короля изменить приговор… Как же мне поступить? Ладно, теперь это моё дело.
Главное нужно обязательно попытаться. А тебе сейчас следует отдохнуть. Здесь
тебя не будут искать. На втором этаже этого дома расположена спальня, там ты
найдёшь новую одежду. Можешь переодеться. Я оставлю тебя на некоторое время
одну, - с этими словами Фролло направился к выходу и, соблюдая некоторые
предосторожности, выше на улицу.
Было ещё раннее утро, что позволило архидьякону пройти весь путь от того места,
где он оставил Эсмеральду, до собора богоматери, не привлекая к себе особого
внимания.
Теперь пришло время рассказать о том странном доме, что стал убежищем для
прекрасного юного создания, чья судьба по нелепому стечению обстоятельств или по
воле злого рока вдруг тесно переплелась с судьбой архидьякона собора Парижской
богоматери.
Эта убогая с виду лачуга была тайным убежищем Клода Фролло, где он иногда
проводил время, вдаваясь в тонкости алхимии и проводя опыты, с помощью которых
надеялся когда-нибудь осуществить свою заветную мечту – добыть то, что ещё
никому не удавалось, а именно – золото. Здесь же он хранил некоторые книги,
присутствие которых в соборе было нежелательным. Они содержали много такого, что
отрицалось церковью и могло быть названо еретическим. Поэтому Фролло счёл
должным обезопасить себя, поместив их в этом странном доме на окраине Парижа.
Люди обходили его стороной, потому как считали, что там обитают силы зла. На то
указывали странные огоньки, которые выбивались иногда из окон лачуги, тогда как
было точно известно, что вот уже много лет там никто не жил. Не трудно
догадаться, что дьявольский огонь, который мерещился не в меру набожным и
суеверным парижанам, был ничем иным, как отблеском свечей, зажжённых Фролло,
когда он иногда по ночам заглядывал в свой тайной дом.

II
Выйдя из дома, Клод Фролло направился к собору Парижской богоматери. Он знал о
том, что произошло этой ночью подле божьего храма, но он даже не предполагал,
что зрелище, которое откроется перед его глазами, может быть настолько ужасным.
Следы разрушений были заметны всюду, куда только не устремлялся его взгляд. Тела
многих людей, погибших этой ночью, всё ещё лежали на площади, напоминая о
событиях, произошедших всего лишь несколько часов тому назад. Фролло вовсе не
интересовали все эти люди, он искал лишь одного человека – своего брата. Он
помнил о нём всё время, даже тогда, когда был подле Эсмеральды. Фролло никак не
мог поверить в то, что его любимого Жеана больше нет в живых. Это просто не
укладывалось в его голове.
«Но что делают эти солдаты? - подумал Фролло, отвлекаясь от поисков и обращая
своё внимание на стражников, снующих по площади. - Зачем они сбрасывают мёртвых
в реку?» - спрашивал он сам себя.
Мимо священника проходили солдаты. Фролло решил обратиться к ним:
- Что здесь происходит?
- Ваше преподобие, король отдал приказ, чтобы мы избавились от этого
отродья, - сказал один из воинов, указывая в сторону лежащего на земле бедняка,
как видно погибшего от удара шпаги одного из королевских стражников. - И что им
только здесь было нужно? - продолжал он.
- Это точно. Сидели бы себе спокойно дома и остались бы живы, - вмешался
другой. - Я совсем недавно видел, как один солдат из нашего отряда нёс какого-то
юношу, нет, скорее даже мальчишку, этакого белокурого дьяволёнка. Он-то зачем
решился на штурм собора? Говорят, господин архидьякон, что именно ваш звонарь
сбросил его сверху, - проговорил солдат, слегка обернувшись в сторону церкви,
как бы измеряя на глаз высоту строение.
- Что? Юношу, которого сбросил с собора Квазимодо, нашли? - проговорил
священник, словно не понимая смысла собственных слов. - Как давно это произошло?
Где его тело сейчас? Отвечайте?
- Около часа назад, ваше преподобие, я видел, как его бросили в Сену
вместе с другими бродягами, что нашли свою смерть на Соборной площади.
Фролло опрометью бросился к набережной, оставив солдат в недоумении.
- Эх, правильно говорят, что у этого попа не всё в порядке с головой! -
размышлял вслух один из стражников, когда архидьякон уже удалился на приличное
расстояние и не мог его слышать.
- Нет, Жан. Этот мальчишка был его братом. Я часто ходил в собор, когда
ещё был ребёнком, и видел их вместе. Я только сейчас вспомнил об этом. Кажется,
его звали Жеаном Мельником.
- Ладно, нам пора на службу. Поёдём уже. Нам-то какая разница, кого ищет
этот священник.
- Ты прав, пойдём, - в задумчивости отвечал друг.

Клод Фролло прекрасно понимал, что если тот юноша, о котором только что шал речь
действительно был его братом, то он потерял его навсегда. Час назад Жеана
бросили в Сену, и теперь найти его мёртвое тело в реке не представлялось
возможным. Но архидьякон продолжал идти вперёд. Его мысли были спутанными и
сменяли друг друга с быстротой молнии. Подойдя к парапету набережной, Фролло
облокотился на него и посмотрел на воду. Гладь реки была такой притягательной,
что, казалось, сделай шаг – и все страхи и переживания утонут в этой мутной
воде, словно и не существовало их вовсе, обрекая при этом бессмертную душу на
вечные муки в аду, а тело на гибель в этой манящей пучине.
«Нет… Я не смогу этого сделать, - тихо проговорил священник. - Не смогу…»
Казалось, Фролло задумался над чем-то, глядя на разливающие невдалеке волны и не
обращая внимания на то, что происходило вокруг.
«Значит, я опоздал, - вдруг сказал он. - Мой любимый брат, моё дитя… Я потерял
его… Нет…»
Внезапно Клод отвернулся от реки и устремился в собор Парижской богоматери. Он
даже не заметил, как вбежал во внутренние покои храма, едва не сбив с ног
испуганного маленького певчего, как поднялся на башню, где располагалась его
келья, как отворил дверь. Но лишь Фролло оказался наедине с самим собой, как его
захлестнули чувства. Казалось, что сердце вот-вот не выдержит и разорвётся от
боли, что пронзала его. Когда Клод был вдали от церкви, то ещё не был до конца
уверен, что навсегда утратил того, кто был ему безумно дорог – своего младшего
брата. Но стоя у подножия храма, слушая разговор двух людей, которые с таким
спокойствием говорили о гибели единственного родного ему человека, Фролло
возненавидел весь мир, всё человечество за те страдания, что он сейчас
испытывал.
- Господи, за что? Я служил тебе почти пятнадцать лет, а ты позволил
произойти такому… Ты позволил, чтобы тот, кого я воспитал и взрастил, убил
частичку меня! И где? В твоём доме, в божьем храме! Я оступился, я позволил
страсти овладеть мной, я едва не стал убийцей и вероотступником, только я,
слышишь?! За что ты покарал его – невинное дитя?! О, Боже! Убийца Жеана здесь, в
соборе. И кто? Мой приёмный сын – Квазимодо! Нет… Я не смог уберечь его, я даже
не попытался сделать этого. Спасая цыганку, я потерял брата. Спасая её… Ради
уличной девки я презрел Господа! - вскричал Фролло. - Что я наделал! Я –
дворянин пресмыкаюсь перед безродной цыганкой! Как я могу желать её?! Нет… Во
мне говорит гордыня. Я должен забыть, что я дворянин, для Господа я лишь его
неразумное дитя, не более того. Я священник, который давал обеты, и вот я их
едва не нарушил! Священник, влюблённый в колдунью, - Фролло горько усмехнулся и,
казалось, задумался над чем-то. - Боже, но я люблю её! - вдруг сказал он. - И
как могло так случится, - продолжал Клод, - что разум оставил меня? Но теперь
бесполезно пытаться подняться из бездны, в которую я упал. Всё кончено, всё
кончено… - повторил он.
Никто не может сказать точно, сколько времени Фролло пробыл в своей келье,
размышляя над случившемся и пытаясь понять, что он теперь собой представляет.
Клод вдруг осознал, что утратил веру в себя, в то, что он достоин существования
на этой земле. Неожиданно его мысли зашли так далеко, что священник ужаснулся
им. Он подумал, что вдруг те чувства, что он испытывает к маленькой уличной
плясунье, которая сумела затмить его разум, ничто иное, как простое влечение,
желание плоти, но не любовь. Только безумная страсть, способная смести всё на
своём пути, если попытаться сопротивляться ей.
На некоторое время несчастный архидьякон забыл о брате и вновь мысленно вернулся
к Эсмеральде. Он вспомнил ту ночь, когда едва не овладел ею насильно.
- А если бы это всё-таки случилось? - вдруг в задумчивости проговорил
он. - Желал бы я её ещё или разочаровался бы в ней? Если бы всё произошло так,
как я замыслил, то она никогда не простила бы меня. Навеки я стал бы для неё
чудовищем. Да и для себя тоже! - неожиданно добавил он. - Но кем я являюсь
теперь благодаря ей? Во мне словно живут два человека. Я желаю её и одновременно
борюсь со своим влечением. Как так может быть? Я готов проклинать её и
одновременно готов боготворить! Я совсем запутался, видимо, я схожу с ума! Боже,
позволь лишь однажды познать её! - неожиданно прошептал Фролло. - Нет… о чём я
прошу Господа, о том чтобы свершилось грехопадение? Неужели я дошёл до такого?!
А есть ли Всевышний? - вдруг проговорил священник. - О, что я наделал?! -
вскричал в ужасе Фролло, - Усомнился в Боге?! Что я наделал? - повторил
священник потухшим голосом. - Всё, что считал святым, сделал дьявольским.
Захотел обладать цыганкой, исчадием ада в человеческом обличии. Но разве может
она быть послана сатаной? Она так прекрасна, полна неземной красоты и целомудрия
- Фролло сам себе противоречил, но он не замечал этого.
Разум словно отказывался повиноваться несчастному архидьякону.
Из тяжёлых размышлений Клода Фролло вывел стук в дверь, и он в ярости отворил
её. На пороге стоял молодой священник.
- Что вам здесь нужно? - неприветливо спросил Фролло.
- Простите меня, ваше преподобие, за то, что нарушаю ваш покой. Я знаю,
что ваш брат погиб… - проговорил извиняющимся тоном тот, к кому обращался Клод,
старясь не встретиться с горящим взором архидьякона.
- Зачем вы мне об этом напоминаете? Если пришли сказать только это, то
убирайтесь прочь! - вскричал Клод, уже не владея собой.
- Нет, ваше преподобие, простите меня, - повторил священник, - в соборе
солдаты короля.
- Мне до этого какое дело? Как пришли, так и уйдут. Они, наверное,
разыскивают цыганку?
- Нет, поиски в храме уже закончены – солдаты так и не нашли колдунью.
Стражники хотели бы увидеться с вами.
- Кто? Стражники? - Фролло постепенно возвращался к реальности, он вдруг
начал понимать происходящее, - Давно они ожидают меня?
- О, да. Я довольно долго не мог вас разыскать. Они дожидаются вас
внизу.
- Передайте, что я скоро выйду к ним. А теперь ступайте! - в раздражении
закончил Фролло.
- Как прикажете, - согласился священник, стремясь как можно скорее
скрыться от пронзительного взгляда Клода, а возможно избежать его очередного
приступа гнева.
Фролло захлопнул дверь, а затем, прислонившись к ней спиной, задумался над
чем-то. Он пытался собраться с мыслями и приготовиться к неизбежному разговору с
солдатами короля.
- Либо они пришли сказать мне о гибели Жеана… О, моё неразумное дитя, -
простонал Клод. - Либо кто-то видел меня на площади с Эсмеральдой и доложил об
этом властям, - неожиданно мелькнула страшная догадка. - Получается так, что я
последний, кто мог её видеть. О, да, Гудула! - вдруг вскричал Фролло. - Как я
мог забыть о затворнице! Наверняка она была свидетелем моих чувств, которые я
так неосторожно обнажил перед этой девкой, - всё больше злясь, проговорил
священник. - А может, я делаю слишком поспешные выводы? Возможно, их интересует
Квазимодо? То, что он устроил этой ночью, и заслужило внимание солдат? Ещё бы!
Так защищать божий храм! Глупец! Что он надела?! Это уличное отродье, которое
насобирал Гренгуар, просто бы ворвалось в собор, пускай бы они его разграбили,
плевать! Главное всё закончилось бы благополучно, цыганка была бы свободна, а
мой брат был бы жив. И всё было бы совсем по-другому. Но вмешалось это чудовище!
Будь проклят тот день, когда я сжалился над ним! И будь проклят тот день, когда
я увидел её! - почти прокричал Фролло.
Священник, казалось, медленно сходил с ума. Он уже не знал на кого обратить свой
гнев. Его мысли вновь вернулись к воспоминаниям о любимом брате, о коварной
цыганке, что посмела зажечь пламя страсти в его сердце. Поразительно, но ни разу
в голову Фролло не пришла мысль, что в случившемся в какой-то мере виновен и он
сам. Именно он согласился на осуществление плана Пьера Гренгуара, позволяющего
цыганке покинуть собор Парижской богоматери целой и невредимой. И именно он
бросил своего брата на произвол судьбы, предоставив его самому себе ради
цыганки. Вот уже несколько месяцев его интересовала только она. Её образ
преследовал его и днём и ночью, где бы он не находился. Это было ничем иным, как
безумным наваждением, коварной игрой рока. Человек не способен противостоять
подобному, архидьякон уже давно это осознал. Клод Фролло просто покорился
судьбе, склонился под её тяжестью. Казалось, он медленно проваливался в какую-то
неведомую бездну, где не было места разуму, где был вечный хаос, в котором
царило безумие. Мысли священника медленно сменяли друг друга, плавно перетекая
одна в другую. В этом странном забытьи он пребывал некоторое время, позволяя
своему разуму блуждать где-то в самых глубинах сознания, извлекая оттуда
причудливые фантазии, обрывки воспоминаний о событиях, произошедших много лет
назад или совсем недавно. Всё это переплеталось в одну чудовищную картину,
историю без начала и конца. Неизвестно сколько он провёл времени, погрузившись в
свои думы, но точно так же, как соскользнул в пучину безумия, так же неожиданно
он смог и подняться из её глубин. Фролло устремил свой потухший взор на окну, в
которое уже во всю светило солнце. Постепенно он приходил в себя.
Священник медленно поднялся с каменного пола кельи, на котором, в полном
недоумении для себя, оказался. Наконец, заставив себя на время забыть о своих
страданиях, Клод Фролло вышел из своей кельи.

III
Эсмеральда, оставшись одна в пустом доме, вдруг ощутила себя словно песчинкой в
море хаоса. Раньше ей казалось, что на свете есть только любовь и счастье. А
оказалось, что ещё существует ненависть и горе. Девушка заплакала от сознания
того, что осталась одна в этом огромном мире, вдруг ставшем враждебным для неё.
Она полюбила человека, но её с ним разлучили. Её обвинили в том, чего она не
совершала.
«Есть ли справедливость на свете», - спрашивала она себя.
Прошло время, прежде чем бедная девушка, наконец, упокоилась. Цыганка слышала
пение птиц, редкие разговоры прохожих, но не могла выйти на улицу. Она была
взаперти и не знала, как вырваться наружу. Так давно Эсмеральда утратила
свободу, что успела забыть, каково это не спеша гулять по многолюдным Парижским
улицам, танцевать и петь перед собором.
«О, нет… - неожиданно прошептала она, - собор – это ужасное место. Именно возле
него впервые я увидела того священника, что теперь неустанно преследует меня.
Как он может так долго мучить меня? Почему он не позволяет счастью прийти ко
мне? - Эсмеральда вновь заплакала. - Он запер меня здесь. Зачем? Он всё время
преследует меня. Ну почему? Разве он не видит, что я не люблю его? Как я устала,
но нужно быть сильной. Я должна бороться. Я должна выбраться отсюда! О, мой Феб,
где же ты?!»
Наконец, собравшись с силами, Эсмеральда решилась осмотреть дом, в котором так
неожиданно оказалась, чтобы попытаться как можно скорее покинуть его.
Она обследовала весь нижний этаж. Окна и дверь оказались запертыми. Открыть их
не представлялось возможным. Вдруг Эсмеральда увидела лестницу, что
располагалась невдалеке. Отворив люк в потолке, она оказалась наверху.
Осмотревшись и здесь, девушка пришла к выводу, что покинуть это проклятое место,
где она очутилась, без посторонней помощи ей, увы, не удастся.
Эсмеральда была вынуждена на время оставить мысли о побеге. Чтобы немного
отвлечься от грустных мыслей, она принялась осматривать комнату, где, как и
говорил архидьякон, на аккуратно застеленной кровати лежало красивое новое
платье. Юной цыганочке, как и любой другой девушке на её месте, сразу захотелось
разглядеть его поближе. Ткань, из которой были сшиты корсаж и длинная юбка,
привлекли внимание любознательного создания. Эсмеральде вдруг захотелось
примерить эти диковинные вещицы, по крайней мере, они казались ей таковыми,
бедной цыганке, привыкшей к простоте, а не к такой роскоши. Сняв, так неожиданно
надоевшее ей старое платье, она облачилась в новое. По сравнению с тем, что
теперь было одето на Эсмеральде, её коротенькая юбочка, так бесстыдно обнажавшая
её прекрасные стройные ножки, и старенькая блузка, казались ей едва ли не
тряпьём последней нищенки. Новый корсаж облегал её стройную фигурку, оставляя
открытыми шею и верхнюю часть груди, и слегка облегая плечи. Даже без зеркала
Эсмеральда знала, что выглядит очаровательно. Мрачные мысли окончательно
покинули девушку.
Поразительно, но если бы ту же одежду несколькими минутами раньше принёс Клод
Фролло и попытался отдать ей лично в руки, то она кинула бы её ему обратно, а
так она даже и не задумывалась, откуда появилась такая прелесть. По крайней
мере, этот неожиданный подарок никак не укладывался в одну параллель с этим
ненавистным ей человеком. А зря…
Через некоторое время Эсмеральде наскучил вид, открывающийся из окна, на который
она взирала вот уже полчаса. Цыганочка решалась пройтись по комнате, всё ещё
восхищаясь своей красотой, которую теперь так искусно подчёркивала её одежда. В
сущности, она была ещё совсем наивным ребёнком, а не взрослой девушкой, а потому
даже самые мелкие радости доставляли ей море веселья и хорошего настроения.
Вскоре Эсмеральда заметила плетёную корзину, примостившуюся на полу у стены.
Заглянув в неё, она обнаружила свежий хлеб и фрукты, которые оставил ей на
первое время Клод Фролло. Рядом стоял кувшин с водой.
Эсмеральда принялась за еду. Только сейчас она заметила, что голодна.

IV
Фролло медленно спускался по узкой каменной лестнице башни собора Парижской
богоматери. Он знал, что делает только хуже, пытаясь оттянуть время до
неизбежной встречи с королевскими стражниками, но он не мог заставить себя идти
быстрее. Ему мешал не страх, нет, скорее тревога и неуверенность. Внутренне он
не был готов к тому, чтобы ему сейчас задавали какие-то вопросы. Фролло
переживал, что волнение, которое ни на минуту не покидало его, может ненароком
выдать тайные мысли, роящиеся в его голове. Но отступать было поздно. Священник
вступил под своды главного зала собора богоматери. Каждый шаг гулким эхом
раскатывался по церкви, но он слышал лишь стук собственного сердца в груди и
ощущал, как кровь обжигающей волной бьётся в висках.
Солдаты заметили Клода Фролло, как только он вошёл в зал. Их небольшой отряд во
главе с Луи Тристаном направился к нему на встречу. Начальник стражи был как
всегда суров и угрюм. Казалось, его взгляд проникал в глубины души человека,
вскрывая тайны и страхи, что были в ней, делая их орудием в своей игре. Он был
очень опасным человеком и архидьякон Жозасский это знал.
Как только Фролло подошёл к стражникам так близко, чтобы можно было начать
разговор, начальник королевской полиции сухо приветствовал его и приступил к
делу, ради которого, собственно, и пришёл, ни словом не обмолвившись о том, что
священник заставил себя ждать слишком долго.
- Ваше преподобие, знаете ли вы по какой причине мы здесь?
- Господин Тристан, если вы пришли играть со мной в загадки, то зря
теряете время. Говорите, что вам нужно или покиньте меня, - грубо отвечал Клод.
- Вы правы, мне стоило начать с цели моего визита, а не с вопросов к
вам, - продолжал начальник стражи, словно не замечая выпада Фролло. - Я хотел
бы расспросить вас о некоторых подробностях дела, связанного с цыганкой, которая
скрывалась в вашем соборе. Итак, когда вы в последний раз её видели?
- Господин Тристан, разве я – священник, должен следить за какой-то
цыганкой?
- Конечно, нет, господин архидьякон, но разве не вас сегодня утром
заметили с ней на Гревской площади после того, как штурм собора уже завершился?
- Зачем же вы задаёте мне вопрос, когда я видел колдунью, если тут же
утверждаете, что я каким-то образом был с ней этим утром? Вы крайне
непоследовательны, - отвечал Фролло.
- Вы правы вновь. Итак, что вы скажете по этому поводу?
- А вы меня обвиняете в чём-то?
Тристан понимал, что Фролло что-то скрывает, а потому постоянно уходит от прямых
ответов. Это начинало раздражать его, но Клод обладал достаточно высоким саном
и, как ходили слухи, имел какие-то общие дела с королём Людовиком XI, что
заставляло начальника стражи сдерживать себя и не применять каких бы то ни было
серьёзных мер в отношении этого священника.
- Нет… пока нет, - подчеркнул он.
- Что ж, я был бы удивлён, если бы вы ответили «да», - отвечал
священник, пожалуй, слишком самоуверенно. - Так вот, как я вам уже сказал, я не
только не следил, но и не собираюсь следить за какой-то безродной цыганкой, а
потому считаю абсурдным тот факт, что меня кто-то мог видеть вместе с ней на
Гревской площади.
- Значит, вы отрицаете то, о чём нам поведал свидетель этой встречи?
- Да, отрицаю! - Фролло, как ни странно, был абсолютно спокоен и эта
ложь, на которую он пошёл, давалась ему легко.
- А вот затворница Роландовой башни говорит обратное.
- Ну так вот и ступайте к ней, быть может, ещё что-то узнаете.
- Господин архидьякон, вы попросили меня не играть в загадки, так будьте
так любезны, откажитесь от них сами.
- С удовольствием, только тогда перестаньте оскорблять мой сан
священника намёками на преступную связь с колдуньей, которая благодаря моему
глупому звонарю оказалась в соборе. Вам не кажется, что наш разговор зашёл в
тупик? Если вы хотите обвинить меня в каком-то преступлении против церкви или
государства, то сделайте это открыто, без этих неуместных намёков на тайных
свидетелей того, чего никогда не было.
- Нет, я же говорю, вас ни в чём не обвиняют, но Гудула, так, кажется,
её зовут…
- Если затворница видела что-то или кого-то, то и расспрашивайте об этом
её, а не меня! - в раздражении произнёс Фролло.
- О, Боже! Ваше преподобие, разве вы не хотите нам помочь в поисках
беглой цыганки?! Вы ведь, как и я, ненавидите это подлое племя.
- Я всей душой желаю помочь вам, но как прикажете мне это сделать, если
я не знаю, где теперь прячется колдунья?! Ваши солдаты её упустили, вот и ищите
теперь эту ведьму сами. Надо сказать, я вам сочувствую. А что касается Гудулы,
то, что же она всё-таки видела?
- Ей показалась, что она слышала голос цыганки и ещё какого-то человека.
Видеть их она толком не могла, поскольку эти двое находились на некотором
расстоянии от Роландовой башни, а до рассвета было ещё далеко…
Этой неосторожной фразой Тристан окончательно обнажил факты, так необходимые
Фролло, чтобы разумно отвечать на вопросы начальника королевской стражи и не
выдать следов своего преступления.
- Что ж, тогда я ничем не могу вам помочь, поскольку не встречался с
цыганкой в соборе, пищу ей приносил мой звонарь, и уж конечно не видел её этим
утром на площади. Быть может, она была там с одним из своих друзей, кто знает.
- Да, действительно, было глупо с моей стороны задавать вам вопросы об
этой уличной девке. Просто затворница Роландовой башни говорила что-то о
священнике собора богоматери. Она как будто бы признала в спутнике цыганки вас…
- Хм… и вы поверите безумной старухе, неизвестно откуда взявшейся, или
архидьякону собора Парижской богоматери?
- Конечно, полагаться на её домыслы ни в коем случае нельзя, тем более
что она, кажется, сумасшедшая. Но вы должны меня понять. Я служу королю и стою
на страже правосудия. Потому и был вынужден задавать вам эти унизительные
вопросы. Приношу вам свои извинения. А с этой полоумной мы разберёмся. Сейчас
она обвиняет священника в преступлении, которого он не совершал, а завтра, чего
доброго, самого короля или Господа нашего. Да, во всём этом деле ясно только
одно, цыганка сбежала, - в задумчивости проговорил Тристан.
- И долго вы намерены её искать?
- Мы постараемся обследовать весь Париж. Не знаю, сколько временя это
займёт, но король был очень зол, что мы упустили колдунью несколькими часами
раньше, думаю, поэтому поиски будут продолжаться долго. По крайней мере, нужно
очень тщательно всё осмотреть.
- А вы искали её во Дворе Чудес? Кажется, так это египетское и цыганское
отродье именуют свой притон.
- О, я слышал об этом месте. Действительно, нам стоило начать свои
поиски оттуда. Я совсем упустил из виду, что всё это мерзкое преступное племя
стекается туда к ночи. Что ж, нам сегодня предстоит хорошая работа, - сказал
Тристан, обернувшись к своим солдатам, - думаю, Монфокон вспомнит былую славу, -
продолжал он, слегка усмехнувшись, и пристально глядя в глаза священника.
- Удачной охоты, господин Тристан, - спокойно проговорил Фролло.
- Нам пора. Прощайте.
Отряд солдат направился к выходу. Фролло уже собирался подняться к себе, но его
вдруг остановил голос Тристана:
- Господин архидьякон, вы сказали, что там, на площади, цыганка могла
оказаться со своим соплеменником или другом. Отнюдь, тот человек обходился с ней
довольно грубо и увёл с площади силой, а это даёт все основания предполагать,
что она либо видела его впервые, либо хоть и знала, но предпочла бы не
встречаться с ним. Можно с уверенность сказать, что во Дворе Чудес мы цыганку не
найдём. Если вам станет что-то известно о её месте нахождения, надеюсь, вы
сообщите это властям?
Священник лишь слегка кивнул головой, показывая, что он согласен с Тристаном.
- Теперь прощайте, ваше преподобие.
- Да благословит вас Господь, - ответил Фролло.

V
Оставшись наедине, Клод Фролло принялся размышлять над тем разговором, что
состоялся между ним и начальником королевской стражи. Фролло пришёл к выводу,
что если бы Тристан Отшельник действительно знал, где скрывается Эсмеральда и
кто помог ей спастись от преследования со стороны властей, то не пришёл бы в
собор, чтобы расспрашивать о чём-то священника. К тому же будь он уверен, что
именно Клод был тем странным мужчиной, которого видела Гудула, то арест
архидьякона последовал бы незамедлительно. Значит, на самом деле этот
королевский палач хоть и на правильном пути, но ещё слишком далёк от истины,
чтобы по-настоящему быть опасным. Но Клод серьёзно беспокоился из-за того, что
Тристан может приказать своим людям наблюдать за ним. Тогда Эсмеральда окажется
в смертельной опасности, как, впрочем, и он сам, если попытается навестить её в
заброшенном доме, а это увидят шпионы начальника королевской полиции. Значит,
нужно было быть предельно осторожным и внимательным к любым мелочам, касающимся
цыганки и его.
На следующий день после описываемых событий, Фролло, как обычно отслужив
утреннюю мессу и сняв торжественно облачение, подозвал к себе молодого дьякона.
- Послушайте меня внимательно и выполните всё, что я вам скажу.
Несколько дней я хотел бы провести в молитвах и покаянии, то горе, которое
послал на меня Господь, невыносимо, но я должен принять его со смирением.
- Да, ваше преподобие, мне известно, что ваш единственный брат
трагически погиб. Он, верно, случайно оказался среди того разбойничьего сброда,
что осмелился покуситься на собор Парижской богоматери. Я, конечно, выполню всё,
что от меня требуется.
- Да, он не должен был там оказаться, но на всё воля Божья. Итак, я
хотел бы попросить вас никого не пускать ко мне хотя бы некоторое время. Просто
говорите, что я у себя, но никого не принимаю.
- А если прибудет епископ…
- Епископ, думаю, поймёт меня, если я и ему откажу в аудиенции. Сейчас
мне необходимо остаться наедине с Господом нашим. Я должен привести свою душу в
порядок и только благодаря неустанным молитвам я смогу достичь этого.
- Господин архидьякон, я выполню ваше поручение, не беспокойтесь. Я вас
понимаю.
- Спасибо, я знал, что на вас можно положиться, да пребудет милость
Божья с вами.
Как и предполагал Клод, начальник королевской стражи действительно приказал
своим людям следить за архидьяконом и о любом шаге священника сообщать лично
ему. Фролло был достаточно умён, а потому понимал, что был слишком неубедителен
в своих высказываниях во время последней встречи с Луи Тристаном и что тот
наверняка затеял какую-то игру против него. Именно ради этого Клод отдал
распоряжение дьякону говорить всем, что он в соборе, но при этом никого не
пускать к нему и даже не беспокоить по поводу прихода нежданных гостей. Теперь
Фролло мог тайно покидать церковь, не привлекая внимания (а как это сделать,
он знал), но при этом все бы предполагали, что архидьякон ни на минуту не
покидал своей кельи. Таким образом, священник мог беспрепятственно передвигаться
по Парижу, не боясь быть увиденным одним из шпионов Тристана, поскольку всё их
внимание на тот момент было приковано к собору Парижской богоматери.

VI
Наступило утро. Эсмеральда сладко потянулась в постели и улыбнулась, вспоминая
сон, который она видела этой ночью. Ей снился Феб, её прекрасный капитан.
Цыганочка грустно вздохнула, размышляя над тем, что то был лишь его образ, её
фантазия. О, она бы отдала всё, чтобы это наваждение стало явью, но, увы, это
было невозможно. Она отогнала от себя мрачные мысли и стала приводить себя в
порядок – одела новое, так понравившееся ей платье, заплела в свои чёрные как
смоль волосы блестящие монетки.
Вскоре к ней пришёл Клод Фролло. Ему удалось покинуть собор Парижской богоматери
незамеченным. Никому не могла прийти в голову даже мысль, что в данный момент
архидьякона Жозасского нет в церкви. Конечно, как бы не был Фролло острожен, он
всё равно очень сильно рисковал, но игра стоила свеч, и священник это понимал.
Архидьякон застал цыганку крайне напуганной и растерянной – она не
ожидала, что Фролло придёт к ней так скоро. О, как бы Клод хотел, чтобы вместо
испуга и отвращения она, наконец, ощутила к нему хотя бы сочувствие.
- Эсмеральда, ты вновь испугалась меня. Неужели я так противен тебе?
- Да… - еле слышно прошептала девушка.
- О, Боже! За что? - простонал Фролло. - Я не хочу, чтобы ты испытывала
страх по отношению ко мне. Не бойся, слышишь? Я не причину тебе вреда.
- Тогда зачем вы держите меня взаперти? - возразила Эсмеральда.
- Тебя же ищут! Король не успокоиться, пока не найдёт тебя. Я не виделся
с ним, но боюсь, что это всё равно ни к чему и не приведёт. Он не изменит своего
решения.
- Но что же делать?
- Только ждать! Рано или поздно они оставят тебя в покое. Но пока,
умоляю, не противься мне. Для твоего же блага я удерживаю тебя здесь. Как ты
этого не можешь понять? Ты думаешь, мне доставляет удовольствие лишать тебя
свободы? Отнюдь! Но это лучшее, что я сейчас могу для тебя сделать! Лучшее, -
добавил он, - исходя из тех обстоятельств, что тебя хотят повесить.
- Но отпустите меня к Фебу! Он сможет меня защитить! Он дворянин!
- Глупышка, разве спасёт тебя его дворянство? Если только этот
презренный капитан не принц, конечно, - с усмешкой проговорил Клод. - Я ведь
тоже не простолюдин. И сан архидьякона дарует мне власть, но и это не поможет
тебе сейчас.
- Пусть так, но я люблю его! И это главное! А ваша помощь мне и так не
нужна.
- Но он не любит тебя!
- Вы лжёте, потому что ненавидите его!
- А, по-твоему, выходит, что я боготворить его должен! За что,
интересно? - раздражённо сказал священник.
- О, как вы мне противны! - вскричала Эсмеральда.
- Лучше молчи, если всё, что ты хочешь мне сказать, является лишь
оскорблением. Пойми, ведь я не каменный. Ты сама заставляешь меня быть грубым по
отношению к тебе. Ну, сколько можно слышать эти гадости, которыми ты постоянно
удостаиваешь меня? Ты защищаешь этого ничтожного капитана, а между тем он давно
забыл тебя. Феб собирается жениться.
- Что вы такое говорите? Разве может это быть правдой?!
- Но это действительно так! Ты, верно, видела его невесту. Это
Флёр-де-Лис де Гонделорье.
- О, вы знаете даже это! И где же я могла видеть эту девушку, уж не во
Дворе ли Чудес?
- Напрасно ты смеёшься. Твой прекрасный капитан, как ты называешь этого
мерзавца, был у Гонделорье, когда тебя собирались казнить. Дом его невесты
расположен недалеко от Соборной площади. Феб наверняка видел тебя. Он просто не
мог не видеть тебя тогда, - поразмыслив, добавил Клод, - но предпочёл остаться в
обществе богатой девицы, нежели поспешить тебе не помощь, - закончил свою мысль
священник.
- О, святой отец, вы издеваетесь надо мной?! Разве вы не знаете, что то
была его сестра.
- Это ты так думаешь, бедное дитя. А я сказал лишь то, что достоверно
знаю.
- Нет, я отказываюсь верить. Разве такое возможно? Нет… - Эсмеральда
окончательно растерялась – слишком уверенно говорил архидьякон, его слова,
действительно, походили на правду.
- Я знаю, моё общество тебе противно. Не волнуйся, я скоро уйду, -
проговорил Фролло. - О, как я мог забыть, я ведь принёс тебе завтрак. Ты,
наверное, голодна?
- Да, немного. Спасибо, - прошептала Эсмеральда, отвернувшись.
- Да, едва не забыл, я ведь хотел тебя ещё кое о чём спросить, - в
задумчивости проговорил Клод. - Ты умеешь читать?
- Да. А зачем вам это?
- Ты наверняка скучаешь здесь в одиночестве. В следующий раз я принесу
тебе какую-нибудь книгу на французском языке, ты ведь не знаешь латыни?
- Нет.
- Я так и предполагал. А все те книги, что находятся здесь, написаны на
греческом и латинском языках.
- А вы можете их прочесть? Неужели вы столько много знаете?
- Да. И на самом деле, это не так сложно, как кажется. Я могу научить и
тебя.
Эсмеральда ничего не ответила, лишь неуверенно передёрнула плечами. Хотя этот
жест означал скорее согласие, нежели отрицание, но Фролло не стал более
допытываться – пора было возвращаться в собор Парижской богоматери.

VII
Весь оставшийся день Клод Фролло провёл в своей келье. Чтобы немного
успокоиться, он попытался заняться алхимией, но всё валилось из рук, и Клод
оставил это занятие. Мысли путались, душевное смятение не давало покоя. Долгое
время он пребывал в таком состоянии, даже не пытаясь с ним бороться. Фролло
давно перестал противиться судьбе. Всё, что происходило, он воспринимал как
должное и более того – неизбежное.
Поздно вечером в дверь кельи архидьякона кто-то постучал. Священник был крайне
раздражён столь неожиданным визитом и уже собирался прогнать незваного
посетителя вон, как, отварив дверь, он онемел от удивления. На пороге стоял
Квазимодо. Вот уже несколько дней горбун избегал встречи со своим господином,
понимая, что с той роковой ночи, когда состоялся штурм собора, Фролло не желал
видеться со ставшим ему ненавистным звонарём.
- Что тебе нужно? Разве я звал тебя, презренный?! - сказал священник,
всем своим видом показывая, что не намерен разговаривать с Квазимодо ни сейчас,
ни когда бы то ни было вообще.
- Господин, простите! - простонал звонарь, кидаясь к ногам архидьякона,
обнимая и целуя их.
- Ты с ума сошёл? Убирайся! - ответил Фролло и уже собирался закрыть
дверь перед самым лицом несчастного горбуна, как тот схватил священника за край
сутаны, продолжая тем самым удерживать Клода на месте.
- Я… я умоляю, простите! Я умру без вас. Простите… - продолжал молить
Квазимодо, рыдая и даже не смея поднять свой взор на Фролло.
- Квазимодо, посмотри на меня, - сказал Клод, приподнимая уродливое лицо
звонаря за подбородок, - Ты ведь знал, что тот юноша, которого ты убил, был моим
братом?
Квазимодо еле заметно кивнул.
- Ты понимаешь, что ты наделал? И после этого ты смеешь молить меня о
прощении?! Ну, скажи мне, зачем ты это сделал?
- Он хотел причинить вред Эсмеральде. Ваш брат хотел выдать её палачу,
ведь так? Цыганку бы казнили, а я бы не перенёс этого, - прошептал горбун.
- Что? Ты думал, что эти бродяги и мой Жеан, так неожиданно оказавшийся
среди них, хотели погубить Эсмеральду?
- Да.
- Глупец! - вскричал Фролло. - Они спасали цыганку, отвлекая внимание
церковной стражи, пока я и мой ученик Гренгуар выводили её из собора! Это
отродье взяло бы здание без боя, никто бы не пострадал и в это дело не вмешался
бы король, но ты всё испортил, понимаешь, ты!
- Я не знал, что всё делалось с вашего ведома! Я ведь только хотел
спасти Эсмеральду. Я думал, что после того, что произошло той ночью, - Квазимодо
на мгновение замолчал, понимая, что ненароком напомнил священнику о его
запретной страсти, которая толкнула его однажды на отчаянный поступок,
свидетелем чего и был горбун, - вы ненавидите её, а потому не станете
противостоять властям и выдадите цыганку солдатам.
Всю эту исповедь Фролло выслушал молча, ни один мускул на его лице не дрогнул.
Наконец, он сказал:
- Уходи, Квазимодо, я прощаю тебя. Бог тебе судья!
- Так вы даруете мне ваше прощение?! - переспросил звонарь, словно
боясь, что не правильно прочитал по губам слова, произнесённые священником.
- Да, Квазимодо, да! Чего же тебе ещё от меня нужно? Ступай с богом… И
будь ты проклят, - неожиданно для самого себя прошептал Клод.
Звонарь не сумел разобрать последней фразы архидьякона, а потому искренне
поверил, что Клод его действительно простил, и на его ужасном лице заиграла
улыбка, больше похожая на волчий оскал.
- Господин, а где же теперь Эсмеральда, раз вам удалось спасти её? Ведь
вы, правда, спасли её? – умоляюще проговорил Квазимодо.
- Она сейчас в безопасности. Это главное, а об остальном тебе знать не
обязательно, - ответил Фролло.
- Но, господин…
- Чего ты ещё хочешь от меня? А, понимаю, ты боишься, не причиняю ли я
ей вреда. Ну, так знай, что я к ней не прикасался и не собираюсь этого делать.
Цыганка ненавидит меня, и применять силу здесь бессмысленно. Она не нуждается ни
в чём, кроме свободы, пожалуй, - добавил Клод. - Но сейчас, когда её разыскивают
солдаты короля, эта самая свобода может ей только навредить. Ну вот, ты добился
всего, чего хотел. Теперь уходи. Я приказываю! - сказал Клод в заключение,
жестом подтверждая свои слова.
Квазимодо беспрекословно удалился. Он верил, что его господин действительно
хорошо обращается с цыганкой, но горбун слишком сильно любил её, чтобы так
просто отказаться от попыток помочь девушке хоть чем-то. Он боялся, что
священник может вновь предпринять попытку насильно овладеть маленькой плясуньей.
И на этот раз Квазимодо не сможет прийти к ней на помощь. Именно этого
несчастный звонарь и страшился больше всего. И тогда к нему пришла отчаянная
мысль проследить, куда ходит его приёмный отец (ведь должен же он хоть иногда
навещать Эсмеральду в её заточении), чтобы тайно встретиться с ней и скрасить её
одиночество, а возможно даже даровать ей свободу. Размышляя над этим, горбун
тешил себя надеждой, что красавица не прогонит его, а с благодарностью примет
его помощь и может быть отблагодарит его своей лучезарной улыбкой, по крайней
мере, хотя бы на это бедный Квазимодо мог рассчитывать.

VIII
Несколько дней спустя, рано утром, ещё не дожидаясь рассвета, Фролло покинул
собор Парижской Богоматери. Он как всегда направлялся к Эсмеральде. Последнее
время Клод стремился застать цыганку спящей, чтобы молча оставить ей пищу и
уйти, не тревожа её покой. На то были веские причины. Три дня назад, придя к
цыганке утром, Клод завёл с ней разговор. Как это бывало всегда, он оказался
втянутым в спор с Эсмеральдой о достоинствах её несравненного Феба. А это всегда
причиняло Фролло неимоверную боль, поскольку девушка только и делала, что
расхваливала пустоголового капитана, вовсе не пытаясь взглянуть правде в глаза.
- Забудь его, глупенькая. Ну, неужели ты не чувствуешь, что он
обманывает тебя. Он ведь играет с тобой, - пытался внушать Эсмеральде священник.
- Замолчите! Это вам хочется, чтобы всё было именно так. Но мы
по-настоящему любим друг друга, а вами движет лишь похоть!
- Ах, даже так! О, Боже, ну почему ты не позволил мне убить это
животное, этого презренного капитана?! - в ярости вскричал Фролло.- Мной движет
лишь похоть, так, кажется, ты сказала? Ну и пусть, зато ты всё равно будешь
принадлежать мне! Я овладею тобой. И ничто мне в этом не помещает!
Эсмеральда в испуге отпрянула от священника. Она поняла, что невольно задела его
чувства и теперь могло произойти всё, что угодно. Но Клод уже сумел взять себя в
руки. Этот приступ гнева длился лишь мгновение. И Фролло уже пожалел, что
позволил чувствам выплеснуться наружу, напугав тем самым цыганку.
Она стояла перед ним в оцепенении, трепещущая от страха и отвращения к нему.
Клод прекрасно понимал её чувства, что она испытывала в тот момент. Он невольно
потянулся к Эсмеральде и обнял её в надежде, что тем самым сможет унять дрожь,
охватившую девушку. Но едва он прикоснулся к ней, едва ощутил тепло её тела, как
главной его мыслью, главным его желанием стала возможность поцеловать её, просто
провести ладонью по её щеке…
И он украл у неё этот поцелуй… Затем другой…
Цыганка встрепенулась. Она вновь вернулась к реальности, к тому, что её всё
время преследует священник. А теперь она в его объятиях, в его власти.
Эсмеральда попыталась высвободиться, но почувствовала, что Клод хотя и не
сильно, но уверенно держит её в своих руках.
- Я люблю тебя… - неожиданно услышала цыганка. - Почему ты каждый раз
пытаешься меня покинуть? - шептал Фролло. - Почему? Я так люблю тебя! Я… Кого я
пытаюсь обмануть?! Я желаю тебя!
От этого шепота, от этих слов, что сорвались с губ несчастного священника,
цыганка почувствовала, как страх всё сильнее овладевает ею.
- Ну почему именно я приковала ваше внимание? - едва смогла вымолвить
она.
- Ты ведь знаешь, что не мы решаем, кого нам любить, а кого ненавидеть.
Всё решает Господь. Я всегда служил ему, а он наказал меня моей любовью, моим
желанием. Но главное – он вселил ненависть в твоё сердце, заставил видеть во мне
чудовище. Ты не желаешь ни выслушать меня, ни понять. Я страдаю, но ты
непреклонна.
- Отпустите меня!
- Беги! - вскричал Фролло, неожиданно разжимая свои объятия, сковывающие
Эсмеральду.
Цыганка бросилась к двери, но та оказала запертой. Она вновь и вновь пыталась
отворить её, прекрасно понимая, что это невозможно. Цыганка стояла спиной к
Фролло, но, казалось, она ощущала его взгляд, скользящий по её телу. Тогда
Эсмеральда резко обернулась, возможно, предполагая увидеть радость на лице
архидьякона, ведь теперь ему никто не сможет помешать, и он может
беспрепятственно овладеть перепуганной девушкой. По всей вероятности, подобные
мысли посещали и Фролло, но он стоял в нерешительности и не предпринимал никаких
действий. Он был спокоен. И только в глазах горел огонь…
- Чего же вы хотите? Ну же! Что вам нужно? Вы Дьявол! Я ненавижу вас! Вы
чудовище! Ваши чувства противны мне! Я презираю вас! Зачем вы постоянно
преследуете меня, если прекрасно знаете, что я никогда не соглашусь принадлежать
вам по доброй воле? Ну что вам нужно?! - кричала девушка от бессильно злобы.
- Мне нужна ты! - с этими словами Фролло решительным шагом направился к
Эсмеральде.
Он схватил несчастную цыганочку за руки и приблизил к себе, целуя её в губы. Он
вложил в этот поцелуй всю свою страсть и одновременно всю нежность, на которую
был способен, что смело мог надеяться хотя бы на сочувствие с её стороны, но
девушка осталась холодна. Это воспламенило в Фролло такое жгучее желание
овладеть ею немедленно, не смотря ни на что, просто используя свою силу, что он
отказался от возможности сдержать себя и дал волю чувствам.
Клод одним движением обнажил хрупкое плечико цыганки и припал к нему с безумной
лаской. Она пыталась сопротивляться, но он только сильнее сжимал её руки, лишая
всякой надежды на отпор.
- Нет… нет, я не хочу! Я не хочу этого… Вы… нет, не надо… Вы же
священник! Вы дворянин, а я простая бедная цыганка! Нет, я прошу вас, нет…
- Прекрати сопротивляться мне, и я не причиню тебе боль. Забудь о том,
кто я. Что толку пытаться уклониться от судьбы? Я уже давно забыл о своих
обетах. Я лишь мужчина, не более того… Прости меня, но я не могу больше так
жить… Я не могу противостоять самому себе…
- Нет…
Фролло не дал Эсмеральде договорить, своим поцелуем он заставил её замолчать.
Клод понимал, что обращается слишком грубо с этим ангельским созданием, но
ничего не мог с собой поделать. Им владел невыносимый голод, который хотелось
утолить во что бы то ни стало.
Девушка вырывалась изо всех сил, она рыдала и молила священника отпустить её.
Внезапно Клод с силой оттолкнул Эсмеральду от себя так, что та едва не упала.
- Нет, мне будет принадлежать лишь твоё тело, но твоё сердце и душа
останутся навсегда с презренным капитаном! Я не хочу так. Не плачь. Я не трону
тебя.
Эсмеральда в слезах убежала наверх, а Клод в мрачном расположении духа
отправился обратно в собор богоматери.
Именно после этого случая священник предпочёл навещать цыганку так, чтобы она не
могла его видеть. Так было и в то утро, когда произошли события, роковым образом
изменившее всё дальнейшее повествование.
Фролло, стараясь быть никем не замеченным, направлялся к Эсмеральде, но
почему-то именно в это утро его не покидало чувство, что за ним кто-то
наблюдает. Клод знал, что Тристан давно перестал посылать за ним своих солдат,
чтобы знать каждый шаг архидьякона. Священнику удалось довольно ловко усыпить
его бдительность, делая вид, что всё время пребывает в своей келье, тогда как на
самом деле каждый день тайно покидал церковь и посещал беглую цыганку.
Достигнув цели своего путешествия, Клод осторожно отворил дверь в дом, где жила
теперь Эсмеральда. Всюду царила тишина. Фролло поднялся на второй этаж. Уже
начинало светать, но цыганочка всё ещё спала. Эсмеральда улыбалась чему-то во
сне. В тот момент она была похожа на маленького ангелочка, вдруг спустившегося
на грешную землю. Клод и сам невольно стал улыбаться, наблюдая за ней. О,
сколько сил он положил на то, чтобы удержаться на месте, а не броситься к ней и
не запечатлеть свой поцелуй на её щеке!
Её нежные губы, казалось, шептали что-то.
«Конечно, - подумал Фролло, - она видит капитана во сне и именно ему улыбается.
Никогда она не подарим мне хоть малую долю той нежности, что так бессмысленно
растрачивает на него, никогда».
Уже через минуту, оставив корзину с завтраком для Эсмеральды,
Фролло шёл по утренним парижским улицам, выбирая самые мрачные и пустынные из
них. Он направлялся к собору. Вдруг священнику послышался лёгкий перезвон
колокольчиков где-то поблизости. Это почему-то сразу навело его на мысль о
Квазимодо, поскольку именно его звонарь имел камзол, усеянный серебряными
колокольчиками, которые и могли издавать тот звон, что насторожил архидьякона.
Клод осмотрелся вокруг. Улица была пустынна. И тишина, царившая вокруг, лишний
раз это доказывала.
«Неужели я схожу с ума? - в ужасе подумал Клод. - Что со мной
происходит последнее время?»
Неожиданно звон послышался вновь. На этот раз несколько дальше и тише.
Фролло бросился в ближайший переулок. Звук, казалось, исходил откуда-то
неподалёку. Священник двинулся дальше, а затем застыл в изумлении. Как он и
предполагал вначале, по улице ковылял Квазимодо. Он не видел своего хозяина, так
как тот находился позади него. Архидьякона разбирало любопытство. Ему было
интересно, что делал здесь Квазимодо в столь ранний час. Уж не направлялся ли он
к Эсмеральде?
Но вот самые худшие предположения Фролло оправдались. Квазимодо дошёл до дома,
где содержалась цыганка. Осмотрел входную дверь, обошёл дом вокруг. Он что-то
обдумывал, глядя на окна верхнего этажа. Клод отчётливо видел все его движения,
поскольку притаился неподалёку. От гнева священник не находил себе места.
Выходило так, что после того разговора в келье Фролло, когда архидьякон сказал
Квазимодо, что цыганка в безопасности и находиться где-то за пределами собора,
горбун выследил его и теперь знал, где жила всё это время девушка.
Когда Квазимодо, так ничего и не предприняв, наконец, отправился обратно в
церковь, неожиданно перед ним предстал Фролло.
- Как это понимать, Квазимодо? Что тебе здесь понадобилось? - строго
спросил священник.
- Господин, вы?! - в испуге проговорил звонарь, падая на колени перед
архидьяконом.
- А ты думал застать здесь кого-то другого? Так отвечай, что тебе здесь
понадобилось? Хотя можешь не утруждать себя, я и так всё знаю. Ты осмелился
следить за мной, неблагодарный! Ну что, доволен ты теперь? Узнал где она?
Молчишь? Что ж, как хочешь.
- Простите меня, - прошептал горбун. - Я действительно следил за вами,
мой господин. Сегодня утром я увидел вас, когда вы тайно покидали собор. Тогда я
последовал за вами. Но я шёл достаточно далеко, чтобы вы не видели меня, а
главное, не слышали. Мои колокольчики могли выдать меня. Я лишь издалека видел
тот дом, куда вы вошли. Наконец, когда вы его покинули, я думал, что нахожусь от
вас достаточно далеко и вы меня не обнаружите. Я предполагал, что вы пойдёте в
собор, а я к тому дому, где вы только что были. Меня вы искать в церкви не стали
бы, даже не заметили бы моего отсутствия. Ведь я прав?
Фролло утвердительно кивнул ему в ответ.
- Последнее время вы совсем не обращаете на меня внимания, но я знаю
почему. Я – убийца.
Клод всё также молча взирал на своего приёмного сына. Квазимодо продолжал:
- Вы всё-таки услышали мои колокольчики. Вы были слишком близко. О,
простите меня! Я просто хотел взглянуть на Эсмеральду. Я ведь беспокоюсь за неё.

- С ней всё в порядке. Я об этом тебе уже говорил, - нарушил своё
молчание Фролло. - А теперь ступай домой. И не попадайся мне больше на глаза, -
зло добавил Клод.
Квазимодо повиновался.
Горбун пошёл одной дорогой, священник другой. Каждый из них предался собственным
размышлениям, на время позабыв друг о друге.

IX
На исходе того же дня, когда Фролло удалось застать звонаря за таким
неблаговидным занятием, как попытка разузнать чужую тайну, священник, закрывая
на ключ свою келью в монастыре при соборе, столкнулся с Квазимодо. Тот, налетев
на Фролло, едва не сбил его с ног.
- Что ты творишь сегодня, несчастный? Какой бес в тебя вселился? -
возмущенно сказал Клод, поднимая с пола связку ключей, которую уронил благодаря
неосторожности Квазимодо.
- Я не хотел причинить вам вред, господин. Умоляю, простите!
- Не слишком ли часто ты стал просить у меня прощения, Квазимодо? С
тобой что-то не так, - в задумчивости проговорил священник. - И что ты делаешь в
монастыре?
- Я… я случайно. Простите.
Нельзя точно сказать, что имел в виду горбун, говоря «я случайно». Поскольку
можно было подумать, что он случайно забрёл в монастырь, хотя это и было
изначально абсурдно, но от этого убогого создания можно было ожидать чего
угодно. Либо Квазимодо пытался показать этим «случайно», что не специально
налетел на архидьякона именно в тот момент, когда тот собирался спрятать ключи в
своей сумке на поясе. По крайней мере, вдаваться в подробности Фролло вовсе не
собирался. Он хотел провести эту ночь в келье в соборе (которая одновременно
служила ему ещё и тайной лабораторией, и вход в неё был закрыт даже для
епископа), а потому спешил покинуть монастырь. Чтобы поскорее отделаться от
Квазимодо, архидьякон решил проявить милость по отношению к нему.
- Итак, Квазимодо, можешь мне ничего более не объяснять. Ступай с Богом!
Я прощаю тебя!
Квазимодо понуро побрёл восвояси. Священник пошёл за ним следом, но на некотором
отдалении. Зайдя в собор, горбун скрылся в звоннице, а Фролло направился в свою
келью. Это тайное помещение запиралось на особый ключ, который архидьякон носил
отдельно от всех остальных. Поэтому, не доставая той злополучной связки, Клод
без труда попал в свою лабораторию.
Горбун недолго пробыл среди своих любимых колоколов. Срезав их маленьких
собратьев со своей одежды (на этот раз Квазимодо был более разумен и не хотел
привлекать к себе внимания постоянным перезвоном своих серебряных
колокольчиков), покинул собор. Это не составило для него особого труда, хотя
ворота церкви уже и были закрыты. Вначале он спустился как можно ниже по
внутренним лестницам собора, а затем, словно кошка стал карабкаться вниз по
фасаду церкви, цепляясь за статуи и барельефы. Вскоре он оказался на Соборной
площади. Звонарь хорошо запомнил дорогу к дому, где находилась цыганка. Главное
было достать ключи, с помощью которых можно было вызволить на свободу несчастную
девушку. Как оказалось, и эта задача была вполне решаема. Квазимодо не просто
так оказался подле кельи Фролло, когда тот запирал свою дверь. Горбун долго ждал
этого момента, а потом, выскочив из какого-то укрытия и толкнув своего господина
так, чтобы тот обронил ключи, незаметно подменил их похожими. Теперь оставалось
только надеяться, что на этой связке имелся один заветный ключ, так необходимый
для осуществления плана звонаря. Время спустя Квазимодо стоял у двери нужного
ему дома, пытаясь открыть её. Вскоре он оказался в комнате первого этажа. Полная
луна, так хорошо освещавшая землю той ночью, помогла звонарю быстро разобраться
во внутреннем расположении дома. Вскоре он обнаружил лестницу. Взобравшись по
ней, Квазимодо увидел спящую Эсмеральду. Звонарь очень боялся напугать девушку и
не знал, как ему осторожно разбудить её. Наконец, он решился позвать цыганку по
имени, отчего девушка проснулась и стала удивлённо осматриваться вокруг.
- Мне как будто почудилось, что меня кто-то звал. Но ведь рядом никого
нет, - проговорила девушка, с опаской озираясь по сторонам.
Неожиданно где-то рядом послышался знакомый голос.
- Госпожа, только не пугайтесь, но это я вас звал, я – Квазимодо.
- Квазимодо? - удивлённо повторила Эсмеральда.
Она вскочила с постели и бросилась зажигать свечу. От волнения ей это удалось не
сразу. Наконец, помещение наполнилась тусклым светом, и цыганка смогла различить
звонаря собора Парижской богоматери, стоящего в дальнем углу комнаты.
- Как ты попал сюда? Тебя ко мне прислал твой господин?
- Нет, - отвечал Квазимодо, сумев прочесть по губам вопрос Эсмеральды, -
Он ничего не знает. Я похитил его ключи. Скорее собирайтесь. Вы теперь свободны!
- Свободна?! - повторила девушка, всё ещё не веря в это. - Квазимодо,
это правда?! Я просто не могу поверить! Но если это действительно так, то давай
скорее покинем это место.
Оказавшись на улице, Квазимодо вновь заговорил с Эсмеральдой.
- Куда вы теперь отправитесь?
- Я пойду во Двор Чудес. Там мои друзья. Они смогут меня защитить. А ты
отправляйся обратно. Вдруг твой хозяин станет искать тебя, что тогда будет?
- Позвольте мне проводить вас! Я так боюсь, что с вами что-нибудь
случиться. Я не смогу жить без вас!
- Не волнуйся за меня, Квазимодо. Ступай. На парижских улицах я как у
себя дома. Всё будет хорошо. Ну же, чего ты ждёшь? Иди.
- Как прикажете, госпожа.
Квазимодо понуро побрёл по направления к собору Парижской богоматери. Он хотел
бы сделать ещё что-нибудь для Эсмеральды, но та не желала этого. Квазимодо вовсе
не обижался на девушку за это. Он искренне любил её и просто не мог думать о ней
плохо.
Тем временем Эсмеральда весело бежала во Двор Чудес. Она была словно опьянена
свободой. Ей хотелось навсегда забыть те страхи, что она испытала за последнее
время. Ей казалось, что только со своими друзьями-цыганками она может быть
по-настоящему счастлива. Как ни странно, но мысли о Фебе ни разу не посетили её
в тот момент. Ещё днём Эсмеральда думал о нём. Но не так, как раньше – с
трепетом и преклонением, а более настороженно и сдержанно. Цыганка, наконец,
попыталась разобраться в собственных чувствах. Почему-то последний разговор со
священником отчётливо запечатлелся в её памяти. Эсмеральда вдруг неожиданно для
самой себя стала сомневаться в той любви, которую капитан, по её наивному
убеждению, должен был к ней испытывать.

X
Цыганочка словно летела навстречу своему счастью и свободе, даже не подозревая,
что Тристан Отшельник всё-таки воспользовался советом Клода Фролло и с большим
отрядом солдат нагрянул во Двор Чудес. В то же утро ни одна городская виселица
не пустовала. Напротив, в спешном порядке были построены новые. Монфокон давно
не мог припомнить столь щедрого жертвоприношения. Те, кому чудом удалось
избежать пеньковой верёвки или охапки соломы в тюрьме, в спешке покинули своё
привычное место обитание. Двор Чудес на время опустел. Зато там каждую ночь
дежурил отряд стражников по приказу Луи Тристана. Исключения не было и на этот
раз.
Эсмеральда даже не замечала, что улицы, окружающие Двор Чудес, обычно
наполненные попрошайками и христарадниками, теперь были пустынны. Прозрение
пришло к ней слишком поздно.
- Эй, красотка, куда спешишь? - вдруг услышала цыганка чей-то голос
позади себя.
Обернувшись, она словно омела от ужаса. Перед Эсмеральдой показался ночной
дозор, состоящий из четырёх солдат. Именно один из них и обращался к бедной
девушке.
- Так куда спешишь, милашка? Смотри, Пьер, а она, по-моему,
действительно красотка. Ну-ка, посвети получше, - обратился солдат к стражнику,
держащему зажжённый факел.
- Хм… а ведь ты прав, чёрт побери! Интересно, и что такая девица делает
здесь? - проговорил стражник в ответ, а затем обратился к Эсмеральде. -
Мадмуазель, все порядочные девушки в это время давно по домам разошлись. А ты-то
что здесь забыла? Неужели во Двор Чудес направлялась?
- Эй, нашли о чём эту девку спрашивать, можно подумать не знаете, для
чего она здесь, - вмешался в разговор третий. - Ну что, Пьер, так и будешь с ней
болтать или мне поможешь?
- А ты-то сам как думаешь? - ответил стражник, и по его лицу скользнула
мерзкая ухмылка.
Наконец Эсмеральда избавилась от оцепенения. Она осознала, что с ней сейчас
может произойти. Девушка попыталась бежать, но её тут же схватили двое мужчин.
Вырываться было бесполезно – они крепко держали её за руки. Третий подошёл к
цыганке вплотную и принялся расшнуровывать её корсаж. Эсмеральда закричала и
забилась в руках солдат, словно раненая волчица. Тогда к ним на помощь подоспел
ещё один стражник, спешно прикрепив горящий факел к стене ближайшего дома.
- Нет… Я не хочу. Не смейте меня трогать! Отпустите меня! Слышите?
Чудовища! О, Феб! Помоги мне! Феб! Мой Феб, где ты?!
Солдаты только смеялись, видя попытки Эсмеральды высвободиться из их ужасных
объятий. Девушка чувствовала, как руки одного из мерзавцев похотливо блуждали по
её телу.
Стражники застыли в нерешительности, когда невдалеке послышался стук конских
копыт по камням мостовой. Через некоторое время в конце улицы показался всадник.
Он был ещё слишком далеко, чтобы можно было разглядеть его лицо, но Эсмеральда
почему-то сразу приняла этого человека за своего спасителя:
- Помогите, умоляю! Помогите.
- Эй, Жак, закрой девке рот, нечего орать! - зло проговорил солдат,
которого его дружки называли Пьером.
- Что здесь происходит? - строго спросил всадник, подъехав почти
вплотную к «весёлой» компании.
Этот голос, эта интонация, всё говорило несчастной цыганке о том, что рядом с
ней находится именно тот человек, которого она так долго ждала и с которым всеми
силами искала встречи. Таинственным всадником оказался не кто иной, как Феб де
Шатопер, капитан королевских стрелков.
- О, господин капитан, мы тут девицу поймали – разгуливала по Парижу в
столь поздний час. Ну и собирались отвести её в тюрьму.
- А одежда тебе её зачем понадобилась? На себя что ли хотел примерить? -
смеясь, проговорил Феб, имея в виду корсаж Эсмеральды, который был уже
наполовину расстёгнут.
В это самое время девушка сделала отчаянный рывок навстречу всаднику, чего не
ожидали солдаты, удерживающие её. Немного высвободившись из грубых рук
стражника, закрывавшего ей рот, Эсмеральда закричала, умоляя Феба о помощи:
- Феб! О, Феб! Я знала, что ты услышишь меня! Любимый, забери меня
отсюда! Помоги мне! Прикажи им отпустить меня!
Только сейчас капитан, присмотревшись к девушке, узнал в ней ту самую «Симиляр»,
что вот уже несколько месяцев не выходила у него из головы. Она пропала после
того рокового свидания, когда он едва не погиб, и капитан всё это время ничего
толком о ней не знал, не считая странного случая со звонарём собора Парижской
богоматери, который просил Феба проследовать за ним, чтобы встретиться с
какой-то девушкой, возможно «Симиляр».
- Ты? Симиляр? Но ведь ты пропала! Кажется, тебя искал Тристан, -
проговорил крайне удивлённый Феб. - Эй, а ну-ка отпустите её, - скомандовал он
солдатам. - Ваш пост, насколько я помню, не здесь. Вот и ступай туда.
Стражникам ничего не оставалось, как оставить свою «добычу» в руках капитана де
Шатопер и удалиться восвояси.
Эсмеральда подбежала к Фебу. В тот момент она готова была просто пасть перед ним
на колени и умолять его, чтобы он больше никогда не покидал её. Феб
непринуждённо слез с лошади и принял её в свои объятия. Затем капитан помог
девушке сеть верхом, вскоре он и сам к ней присоединился.
- О, Феб! Ты вновь спасаешь меня. О, мой прекрасный Феб! Моё солнце! -
шептала Эсмеральда, позволяя Фебу осторожно целовать себя в щёчку.
- Моя красавица, так где ты была всё это время? Впрочем, это не важно. У
тебя, наверное, было много мужчин.
- Феб, как ты можешь так говорить?! - едва не краснея, проговорила
девушка
- Хочешь сказать, что ты так и не нашла себе друга? Ну… ты понимаешь, о
чём я. Ну да ладно.
- Любимый, я ждала только тебя! Ты был ранен, а мне все говорили, что
мёртв. Любимый, я так хотела встретиться с тобой. Это не я ранила тебя тогда.
Там был священник…
- О, моя цыганочка, оставь эту мрачную историю, - перебил её Феб, в тот
момент, когда Эсмеральда уже хотела назвать архидьякона собора Парижской
богоматери.
Предприимчивый капитан вовсе не интересовался такими «мелочами» из своего
прошлого, как имя обидчика, так неожиданно напавшего на него несколько месяцев
назад. И он своим поцелуем заставил девушку замолчать.

XI
Вот уже несколько ночей подряд сон упорно обходил Фролло стороной. Клод пытался
заставить себя уснуть, но обрывки воспоминаний о прошлом и мысли о настоящем
заставляли его вставать с постели и до рассвета размышлять над ними. Так было и
в эту ночь. Чтобы немного отвлечься от грустных дум, Фролло взял в руки какую-то
книгу, лежащую на краю стола, с намерением прочесть её. Вначале он не заметил,
что именно собирается читать, но, разглядев переплёт красивого фолианта поближе,
священник понял – перед ним была Библия. Фролло давно оставил мысли о Боге,
забросил науку, так сильно занимавшую его раньше. И эта, так случайно
обнаруженная им великая книга, неожиданно заставило его вновь задуматься над
своей судьбой. Над тем, кем он был и кем он стал. Его словно охватила дрожь. Он
отчётливо видел лишь своё прошлое, но что ожидало его впереди, было неизвестно.
Он страшился той тьмы, что окутывала его дальнейшую жизнь. Та ситуация, в
которой он по воле рока оказался, представлялась ему безвыходной. Фролло ничего
не мог поделать со своей преступной страстью, заставляющей его совершать
ужасные, необдуманные поступки. Он был священником, влюблённым в колдунью. Как с
этим можно было бороться? Погубить её? Но утихнут ли чувства? Кто знает…
Вдруг он вспомнил о своём приёмном сыне. Что делал несчастный горбун в этот
момент? Фролло закрыл книгу и бережно положил её обратно на стол, затем взял
светильник и вышел из кельи, закрыв её на ключ. Он направился к звоннице. Что
пришло к нему в голову? Зачем Клод решил разыскать Квазимодо посреди ночи? Он и
сам этого не знал. Последнее время он полагался скорее на свою интуицию, нежели
на разум. Так было и на этот раз.
Было удивительно, что Фролло не обнаружил горбуна на своём обычном
месте – среди колоколов. Зато маленькие колокольчики, что красовались когда-то
на его одежде, лежали на полу. Страшная догадка поразила священника, словно удар
молнией: Квазимодо направился к Эсмеральде, ведь теперь он знал, где она
находится. Это было очень разумно с его стороны – действовать как можно скорее,
поскольку Клод намеревался подыскать цыганке другое место, где бы она могла быть
в безопасности. Архидьякон, безусловно, был поражён сообразительностью своего
приёмного сына, но в тот момент это его вовсе не радовало. Больше всего
священника интересовал то, каким образом Квазимодо собирается проникнуть в дом к
Эсмеральде. Невольно Фролло потянулся к сумке на поясе, где висели ключи. Достав
их, он онемел от ужаса. Это были не его ключи. Сомнений в этом не было.
Квазимодо их подменил!
В тот момент Фролло готов был ломать и крушить всё на своём пути.
Немного упокоившись, он стал думать, как ему поступить. Из собора выйти теперь
он не мог. Все двери были заперты, а то, что было способно их открыть,
находилось у Квазимодо. Самого звонаря в церкви не было, возможно, сразу после
того, как он сумел раздобыть ключи, горбун отправился к Эсмеральде. Поразмыслив
немного, Клод понял, что делал его приёмный сын в монастыре возле дверей его
кельи. Священнику ничего не оставалось, как просто ждать неразумного горбуна в
звоннице. Так он и решил поступить. Время спустя он услышал тяжелые шаги
Квазимодо.
- Ну что, сын мой, ты, оказывается, научился лгать, а главное воровать!
- начал Фролло, не дожидаясь, пока звонарь придёт в себя, после того, как увидел
перед собой священника в столь поздний час.
- Я… я хотел помочь ей, - сразу начал оправдываться звонарь, с головой
выдавая себя.
- Ты был у цыганки? Для этого ты подменил ключи, презренный?!
- Да, вот они, господин, - сказал Квазимодо, протягивая то, что по праву
принадлежало Фролло.
- Отвечай, мерзавец, ты освободил её?
- Да.
- Куда она направилась?
- К цыганам.
- Куда именно?
- Во Двор Чудес.
- Что? Чудовище, ты собственноручно погубил её. Разве ты, идиот, не
знал, что Тристан Отшельник разогнал все разбойничье отродье, что обитало в том
притоне. Сейчас там должен дежурить ночной дозор. И это будет продолжаться до
тех пор, пока король остаётся в Париже. Наверняка потом власти перестанут
следить за тем проклятым место, и разбойники вновь заполонят его, но сейчас Двор
Чудес караулят солдаты! Так что если Эсмеральда направилась именно туда, то она
попадёт прямо к ним в руки. Даже если они не узнают, что перед ними беглая
цыганка, которую разыскивают по приказу самого короля, то одному Богу известно,
что они могут с ней сделать!
- Я не знал об этом, - едва не плача пробормотал звонарь.
- Меня не интересует, о чём ты знал, а о чём нет, главное, её нужно
разыскать как можно скорее. Надеюсь, что Господь не допустит, чтобы с ней что-то
случилось. Ты пойдешь со мной, мерзкая тварь! Мы должны разыскать её. Только так
ты сможешь искупить свой ужасный поступок, который совершил, действуя без моего
ведома.
- О, господин, убейте меня, чтобы я больше никогда не смог навредить
Эсмеральде или вам, - умоляюще проговорил Квазимодо, лёжа в ногах своего
сурового отца.
- Это я всегда успею сделать, уж поверь мне, - зло ответил Фролло, - но
сегодня ты ещё можешь оказаться полезным, а там посмотрим… - холодно добавил
Клод.

XII
Приняв все меры предосторожности, архидьякон и звонарь собора Парижской
богоматери покинули церковь. Стояла глубокая ночь. Освещения на улицах не было,
но им удавалось не сбиваться с пути благодаря полной луне, которая щедро осыпала
землю своим серебряным светом. Клод решил начать поиски с улиц, расположенных
как можно ближе ко Двору Чудес, но делать это нужно было очень осторожно, чтобы
ненароком не натолкнуться на ночной дозор, разгуливающий где-то поблизости.
Сложно было бы потом объяснить стражникам, что делал священник собора богоматери
в сопровождении уродливого звонаря в столь поздний час на пустынных парижских
улицах.
Волнение Клода достигло своих пределов, он обращал внимание на каждый шорох, на
любой звук, что неожиданно прорезал ночную тишину. Где-то позади своего хозяина
плёлся Квазимодо.
Фролло казалось, что он ходит по Парижу уже несколько часов. Время
шло, а обнаружить Эсмеральду так и не удавалось. Клод Фролло и Квазимодо обошли
вокруг весь Двор Чудес, едва не попав в поле зрения четверых стражников, не так
давно натолкнувшихся на цыганку, которую сейчас разыскивал священник. Выждав,
пока солдаты удалятся от них на приличное расстояние, Фролло и Квазимодо вышли
из заброшенного дома, который послужил им временным укрытием от ночного дозора,
и отправились дальше на поиски беглянки.
Пройдя немного, Клод ясно различил цокот конских копыт где-то не
вдалеке. Затем послышались голоса. Один из их был женский, тогда как другой
мужской. Фролло сразу узнал их. Сомнений быть не могло. Это были Эсмеральда и
Феб. Сердце священника забилось сильнее – цель его ночного путешествия была
близка, но, увы, в тоже время недосягаема, поскольку в данный момент подле
цыганки находился капитан королевских стрелков Феб де Шатопер, и с этим
приходилось считаться. Фролло жестами объяснил Квазимодо, что Эсмеральда где-то
поблизости, но не одна, и что теперь продвигаться дальше нужно очень тихо и
осторожно, дабы не обнаружить себя.
Некоторое время священник и Квазимодо шли почти попятам за молодыми
людьми, пока те не подъехали к набережной. А дальше произошли события,
заставившие Фролло, наконец, выдать себя и перейти к решительным действиям.

XIII
Эсмеральда и Феб медленно ехали по ночному Парижу, даже не подозревая, что вот
уже некоторое время за ними тайно наблюдают двое. Девушка и капитан
непринуждённо разговаривали. Хотя Феб порой и позволял себе лишнее, когда он,
словно случайно, целовал залитую счастливым румянцем цыганочку. Вдруг она
спросила:
- Феб, а куда мы сейчас направляемся?
- О, я думаю, что мы найдем, где переночевать сегодня, ангел моей жизни,
- ответил капитан и в его глазах блеснул огонёк вожделения, который Эсмеральда,
к сожалению, не заметила.
- Как хорошо, что мы теперь вместе, любимый! Я готова ехать с тобой хоть
на край света! Не важно где он, но главное, что там мы были бы вдвоём.
- Прелесть моя, до края света слишком далеко, потому мы не поедем туда
сегодня, а найдём приют для нашей любви где-нибудь поближе.
Знал бы капитан, сколько страданий причиняли эти слова несчастному архидьякону,
который был довольно близко, чтобы в ночной тишине отчётливо слышать весь
разговор двух молодых людей.
- О, скажи мне, Феб, правда ли то, что мне сказал один безумец. Он
утверждал, что ты должен жениться вскоре на какой-то богатой девушке.
- Да… я, то есть, нет. Флёр-де-Лис, нет…
- Флёр-де-Лис? Священник называл именно это имя, - в задумчивости
проговорила Эсмеральда.
- Да не обращай ты на это внимание, милая! А что за священник сказал
тебе об этом? Вот мерзавец! Как можно было так огорчать мою маленькую плясунью,
- стараясь казаться весёлым, сказал Феб, целуя цыганочку в нежную шейку.
- Так это правда? Феб, ответь мне, пожалуйста, - настаивала девушка,
словно не расслышав вопроса о человеке, раскрывшем ей тайну о скорой свадьбе
Феба.
- Да, прелесть моя. Я должен жениться на одной девушке, - произнёс
капитан, тяжело вздохнув, - Её имя Флёр-де-Лис де Гонделорье. Но разве это может
нам помешать, любимая?
- Нет… я не знаю… А что ты спросил, Феб? - словно избавившись от
оцепенения проговорила Эсмеральда.
- Ты ведь любишь меня?
- О, да, мой Феб! Но почему ты не рассказал мне сразу о своей невесте?
- Ну… я не хотел огорчать тебя.
- Постой, значит, ты лгал мне, что любишь меня?
- С чего ты взяла это, моя прелесть? - с неподдельным удивлением спросил
капитан.
- А как же свадьба? Ведь ты любишь свою невесту, иначе ты не женился бы
на ней. А разве можно любить двух девушек одновременно?
- Я не люблю свою невесту, моя цыганочка.
- Она так некрасива?! - удивилась Эсмеральда.
- Нет, Флёр-де-Лис очень красива… то есть, ну… не так, как ты, конечно,
- проговорил Феб, запутываясь окончательно. - Да ты ведь её видела. Помнишь, в
доме, что стоит возле Соборной площади.
- Так то была она, твоя невеста, а я думала, что сестра. Феб, а почему
ты не помог мне, когда меня хотели казнить? - неожиданно задала ещё один вопрос
цыганка. - Ведь я не причиняла тебе вреда, я так люблю тебя. А они мне не
верили! Феб, ну почему ты не сказал им правду? Меня судили за то, чего я не
совершала, понимаешь?
- Послушай, Симиляр, - раздражённо сказал капитан, - как бы я выглядел в
глазах людей, если бы я – дворянин показался на площади и попытался помочь нищей
цыганке, которую все считают ведьмой.
Только когда пустоголовый капитан сказал Эсмеральде всё, что думал относительно
её низкого происхождения, он, наконец, понял, что явно перегнул палку, наговорив
ей столько обидного. Но исправить что-либо уже было нельзя.
- Так вот кем ты меня считаешь! - едва не плача проговорила девушка (её
воздушные замки рушились на глазах). - Значит, ты не любишь меня по-настоящему.
Ты хочешь от меня того же, что и все остальные – лишь моё тело.
- Ну и что с того, - развязно заявил капитан.
- О, Феб! Как ты мог?! Ты всё это время лгал мне! Отпусти меня, прошу, -
сказала Эсмеральда, пытаясь спрыгнуть с лошади.
- Ну уж нет, красавица! Прошлый раз мне помешали насладиться тобой, так
на это раз я возьму всё сполна. Не за тем я спасал тебя от ночного дозора, чтобы
отпустить потом на все четыре стороны, милая моя. Или ты хочешь вернуться к ним?
Так я быстро найду тебе каких-нибудь солдафонов. Они будут счастливы провести с
тобой эту ночку, правда, после того, как я повеселюсь с тобой часок-другой.
- Феб, как ты можешь так говорить? Я не узнаю тебя. Я не могу поверить,
что это ты!
- Что с того, красавица? Главное, что мы теперь вместе, - сказал Феб,
пришпорив лошадь.
- Нет, отпусти меня, - вскричала Эсмеральда, пытаясь вырваться из рук
капитана.
- Ты разобьёшься, глупая!
Бравому рыцарю ничего не оставалось делать, как остановить своего скакуна,
поскольку Эсмеральда стала слишком сильно сопротивляться своему былому предмету
обожания, а эта девушка была необходима предприимчивому Фебу целой и невредимой.
Капитан соскочил с лошади, тоже сделала и цыганка.
- Ну что, мы пойдём пешком или всё-таки поедем верхом? Если честно, то
второе предпочтительнее.
- Я никуда не пойду с тобой. Прощай.
- То есть как «прощай»?!» - искренне удивился Феб. - Э-э-э… нет,
красавица. Этой ночью ты будешь моей.
- Не смей больше ко мне прикасаться, слышишь, не смей! - возмущённо
проговорила Эсмеральда, видя, как Феб с решительным видом подходит к ней
вплотную.
Капитан схватил девушку за руки и припал к её губам. Внезапно он закричал не
своим голосом. Отстранившись от Эсмеральды, он приложил ладонь к губам. Из
уголка его рта тонкой струйкой текла кровь. Эсмеральда словно дикая кошка
укусила Феба, когда он нагло осмелился украсть её поцелуй.
- Ах, ты тварь! Уличная девка! - вскричал капитан.
- Не смей меня так называть! - ответила девушка. - Не бедуешь трогать
меня, когда я этого не хочу!
- Мерзавка, ты ещё смеешь мне указывать, - окончательно придя в ярость,
сквозь зубы проговорил Феб.
Он ударил цыганочку наотмашь по лицу, явно не рассчитав силы. Бедняжка упала,
больно ударившись о камни мостовой. Феб грубо поднял её.
- Ну что, ведьма, будешь ещё сопротивляться мне?! - и, не дожидаясь
ответа, стал буквально разрывать корсаж платья цыганочки, уже и так сильно
пострадавший за эту ночь от рук похотливых солдат.
Внезапно невдалеке послышались чьи-то тяжёлые шаги. Кто-то быстро приближался к
набережной, где был вынужден остановить свою лошадь Феб де Шатопер.
- Отпустите её, капитан, - закричал один из незнакомцев.
Эсмеральда узнала этот голос, Фебу он тоже показался знакомым, но был не тот
момент, чтобы вдаваться в такие подробности, как то, кому он принадлежал.
- С какой стати, сударь? Не многого ли вы хотите? Сначала назовите себя,
а там посмотрим.
- Слишком много чести для вас, господин де Шатопер.
- Может, я разговариваю с каким-нибудь крестьянином, кто знает.
- Будьте уверены, я дворянин. А большего вам знать не обязательно.
Отпустите девушку! - повторил человек в чёрном.
- Могу поклясться, что я уже когда-то разговаривал с вами.
- Всё может быть, но сейчас это не важно.
Клоду Фролло уже порядком надоела эта бессмысленная перебранка с капитаном (а
то, что одним из незнакомцев был именно он, не вызывало сомнений; другим
человеком оказался не кто иной, как его верный слуга – Квазимодо).
Вслед за едва уловимым жестом архидьякона, из темноты неожиданно появился
ужасный горбун и напал на растерявшегося капитана.
- Господин, уведите отсюда Эсмеральду! - закричал Квазимодо. - Я
справлюсь этим мерзавцем, а девушке здесь оставаться небезопасно.
- Оставь капитана, нам всем пора уходить. С цыганкой всё будет в
порядке. Оставь его, я приказываю! - прокричал Фролло, а затем добавил,
обращаясь уже к самому себе. - Что толку говорить этому горбуну, он ведь глухой,
а я всегда забываю об этом!
- Уходите, - вновь повторил звонарь, - скорее!
Феб пытался отчаянно сопротивляться своему противнику, хотя Квазимодо и был
сильнее его, но капитан, будучи более ловким и подвижным, мог достойно ответить
горбуну. Звонарь и капитан всё ближе приближались к краю набережной. Совсем
рядом плескалась Сена, но никто из них этого не замечал.
Фролло знал, что Квазимодо сможет справиться с капитаном и без его помощи, а вот
Эсмеральде здесь находиться, действительно, было ни к чему, её нужно было срочно
отвести в безопасное место. Священник серьёзно опасался, не ранена ли она.
Клод нашёл девушку неподалёку. Она сидела на голой мостовой, обхватив дрожащими,
почти детскими ручками хрупкие коленки, и тихо плакала.
- Эсмеральда, пойдём, пора уходить отсюда, - обратился Фролло к цыганке,
осторожно помогая ей подняться на ноги.
Она не сопротивлялась той помощи, которую оказывал ей священник. Напротив,
цыганка спокойно приняла её.
За одну ночь все представления Эсмеральды об окружающих её людях перевернулись с
ног наголову – Феб оказался чудовищем и едва не овладел несчастной цыганочкой
помимо её воли, Фролло же пришёл к ней на помощь, не требуя ничего взамен.
Казалось, Эсмеральда окончательно запуталась, изо всех сил пытаясь разобраться в
происходящем.
Девушка попыталась идти сама, поддерживаемая Клодом, но она вдруг так ослабела,
что едва не падала, даже не смотря на его помощь. Тогда священник подхватил
цыганку на руки и всю дорогу до дома не опускал на землю. Он сам не ожидал того,
что найдёт в себе столько сил. Ему показалось, что она была лёгкой, почти
невесомой словно пушинка.
Клод нёс Эсмеральду очень осторожно, стараясь обращаться с ней как можно нежнее
и бережнее, боясь причинить ей вред. Но девушка лишилась чувств и это его
пугало.
Наконец архидьякон подошёл к заветному дому. Дверь оказалась незапертой, чему
Фролло был несказанно рад. Это Квазимодо так и не закрыл её после того, как
отпустил цыганочку на свободу.
Со своей драгоценной ношей Клод осторожно поднялся по узкой лестнице на второй
этаж и уложил Эсмеральду на постель.
Прямо в открытые окна комнаты лились серебряные лучи полной луны, освещая всё
вокруг, благодаря чему Фролло увидел, что платье Эсмеральды сильно пострадало от
грубых ласк Феба и тех мерзавцем, что покушались на девушку до него и теперь
откровенно обнажало её прелестную девичью грудь. Взгляд священника невольно
остановился на этом завораживающем зрелище. Он пытался отвести глаза в сторону,
но тщетно – желание обжигающей волной разлилось по венам. Он слышал, как стучала
кровь в висках, а сердце билось так, что, казалось, готово было вырваться из
груди. Дыхание перехватило и воздуха уже не хватало… Фролло стремительно
бросился к Эсмеральде и припал к её полуоткрытым губам. Они были такими горячими
и нежными, что Клод не мог насытиться ими... Бедняжка, лишившись чувств, всё ещё
не пришла в себя, а потому не могла сопротивляться священнику, который зашёл уже
слишком далеко в своих ласках… Фролло чувствовал, что страсть пронизывает его
всего, требуя утоления безумного желания… Он склонился над девушкой, целуя её
губы, прекрасное юное личико… Клод прикоснулся ладонью к её щеке, затем его рука
невольно скользнула по изгибу шеи к плечам, направляясь к обнажённой груди… Он
покрывал её шейку поцелуями, опускаясь всё ниже…
Внезапно Фролло отпрянул от Эсмеральды.
«Что я делаю?! Это будет насилие. Совершить такое над ней – никогда! Только не
сейчас… Нет… Я спас её от этого животного, - Фролло вдруг почувствовал такое
отвращение к Фебу, о котором невольно вспомнил, что будь он сейчас здесь,
священник не задумываясь расправился бы с ним голыми руками, - а теперь сам
стремлюсь лишь к утолению зова плоти. Так нельзя! Она не простит мне этого.
Разве можно овладеть ею сейчас, когда она не сопротивляется мне лишь потому, что
не может этого сделать? Её душа на время оставила тело, а я осмелился надеяться
на утоление желания. Чем я тогда лучше капитана? Нет, я ещё не сошёл с ума,
чтобы позволить подобному произойти», - с этими словами Клод вновь направился к
Эсмеральде.
Но в тот момент он относился к ней скорее как к сестре, нежели предмету
вожделения. Он вовсе не мечтал о близости с ней. Порыв страсти, так внезапно
охвативший его, уже прошёл, и Фролло достаточно успокоился, чтобы сдержать свои
чувства, если они вдруг вновь проснуться в нём. Священник с трепетом прикоснулся
к завязкам корсажа цыганки, осторожно зашнуровывая его. Наконец, приведя в
порядок одежду Эсмеральды, насколько это позволяли обстоятельства после того,
как к платью девушки уже осмелились прикасаться грубые мужские руки, он укрыл её
лёгким покрывалом и отошёл в сторону, глядя в её лицо, озаряемое лунным светом.
В тот миг оно казалось неземным, столько нежности и божественного спокойствия
можно было увидеть в нём. Фролло долго смотрел на девушку, любуясь её красотой.
И ни разу ему не пришла мысль овладеть ею, пока она не может сопротивляться ему.
Выходит, не только к близости телесной он стремился, ему хотелось, чтобы их души
стали, наконец, близки. Тогда бы это означало, что его любовь нашла понимание с
её стороны. Только после этого может наступить удивительный миг, когда люди
забывают обо всём на свете кроме друг друга, словно две половинки одного целого,
наконец, обретают друг друга. Тогда любовь духовная обретает своё земное
воплощение, заставляя двух любящих людей сгорать от страсти и желания обладать
друг другом.
Через какое-то время мысли священника вернулись в своё привычное русло. Он
задумался над тем, что сейчас происходит там, на набережной, где около часа
назад он застал Эсмеральду в компании Феба де Шатопер, склоняющего прекрасную
цыганку к близости с ним. По его размышлениям, Квазимодо уже давно должен был
справиться с капитаном и прийти сюда.
«Неужели с ним что-то произошло?» - задавал себе один и тот же вопрос священник.

Хотя Фролло и ненавидел Квазимодо, поскольку ни на минуту не забывал, что именно
он является убийцей его брата, но в то же время священник испытывал некое
чувство тревоги за глупого горбуна, так как слишком большую частичку себя вложил
в это убогое существо, чтобы так просто отказаться от заботы о нём, пусть и
после тех ужасных событий, которые произошли некоторое время назад.
«Где же он может быть? Возможно, стоит отправиться на его поиски? Но как я
оставлю Эсмеральду одну в том состоянии, в котором она сейчас находится? Нет,
единственным правильным решением будет ожидание того, что Квазимодо, наконец,
сам придёт сюда. А вдруг он предполагает, что я решил отвести цыганку в собор?
Очень глупо, если так, - рассуждал архидьякон. - Но скоро он убедиться, что не
прав и придёт в это тайное убежище. Лишь бы он не убил капитана. Об этом я не
подумал, когда оставлял Квазимодо наедине с Фебом. С другой стороны, если это
всё-таки уже произошло, то де Шатопер заслужил подобное с ним обращение. Вот
только несчастного горбуна жалко, ещё один грех отяжелит его убогую душу», -
остановившись на этой мысли, Клод направился к лестнице, ведущей на нижний этаж.

Внезапно Фролло в нерешительности остановился, затем обернулся и пристально
посмотрел на Эсмеральду. Это длилось не более секунды. В следующее мгновение он
подошёл к девушке и поцеловал её в щёку. Это была последняя поблажка, которую
Клод сам себе позволил в ту ночь. Не задерживаясь более, он покинул цыганку.

XIV
Клод Фролло остаток ночи так и не сомкнул глаз – он ждал возвращения Квазимодо.
Но звонарь так и не пришёл...
На рассвете священник зашёл к Эсмеральде. Девушка тихо плакала, уткнувшись лицом
в подушку. Эти слёзы ранили Фролло в самое сердце, казалось, он страдал вместе с
цыганкой, чувствую её душевную боль.
- Эсмеральда, - позвал девушку Клод, - как ты себя чувствуешь? У тебя
что-то болит?
- Нет… ничего, - еле слышно прошептала она.
- Ну-ка, покажи личико, - проговорил Клод, подойдя к Эсмеральде и
осматривая её нежную щёчку. - Ну вот, я так и думал – немного припухла, видимо
Феб сильно тебя ударил. Но это не беда. Я сейчас приготовлю один замечательный
отвар и, если мы приложим его, то к вечеру всё пройдёт, - сказал Фролло,
улыбнувшись.
- Не уходите, пожалуйста, не уходите. Мне страшно.
- Отчего же, Эсмеральда? - спросил священник, присаживаясь на край
постели.
- Феб найдёт меня. Я не хочу его видеть, не хочу… - пробормотала девушка
рыдая.
- Ну не плач, слышишь? Всё ведь закончилось благополучно. Здесь он тебя
не найдёт, значит, тебе нечего бояться.
- Вы сердитесь на меня?
- За что? - удивился Клод.
- Я ведь убежала, а вам этого так не хотелось.
- На тот момент иначе и быть не могло. Разве ты могла избрать плен,
когда тебе предлагали свободу. Я всё понимаю. Но расскажи, что произошло с тобой
этой ночью. Как ты повстречалась с капитаном королевских стрелков? Что произошло
между вами? Он сделал с тобой что-то? - с замиранием сердца спросил священник.
- Нет, он не успел, вы вовремя подоспели мне на помощь.
- Так как ты повстречалась с ним?
- Меня схватили стражники…
- О, Боже, этого я и боялся! - вскричал Клод, окончательно теряя
самообладание.
- Их было четверо, они хотели… - Эсмеральда не смогла продолжить – её
душили слёзы.
- Не говори ничего, я и так знаю, чего они хотели, - прошептал Клод. -
Но как тебе удалось вырваться из их рук? - продолжал он.
- В тот момент я и повстречала Феба.
- Что?
- Он случайно оказался рядом. Я позвала его на помощь. Феб разогнал
солдат и забрал меня. Эти чудовища не успели надругаться надо мной.
- Я не знал, что столько страданий выпало на твою долю за одну ночь! - в
отчаянии проговорил Клод. - О, Эсмеральда, если бы ты только могла представить,
как я боялся тебя потерять! Но ты не можешь принадлежать мне. Ты никогда не
сможешь побороть в себе ненависть ко мне. Даже после того, как Феб открыл тебе
своё истинное лицо, ты ведь наверняка всё ещё любишь его. Пытаться добиться тебя
силой я не стану. Возможно, раньше я и пошёл бы на это, но сейчас я просто не
позволю себе зайти так далеко. Нам нужно расстаться и попытаться забыть друг
друга.
Эсмеральда давно перестала плакать. Она внимательно вслушивалась в каждое слово,
что произносил Фролло.
- Я знаю, - продолжал священник, - что пройдёт время, и ты забудешь
меня, словно я был порождением какого-то страшного сна. Я бы даже хотел, чтобы
всё было именно так. Но ты навсегда останешься в моём сердце, вот здесь, - с
этими словами Клод осторожно взял тонкую ручку Эсмеральды и приложил к своей
груди.
Девушка ощутила, что его рука еле заметно дрожит.
Наконец, отпустив запястье Эсмеральда, Фролло резко встал с постели.
- Вот и всё. Теперь мы расстанемся навсегда. Ты покинешь Париж и будешь
счастлива. Я даю тебе бумагу за подписью епископа Парижского. С помощью неё ты
сможешь под защитой его высокопреподобия беспрепятственно и в какой-то мере
безопасно покинуть этот ужасный город. Епископ даже не догадывается, что этот
документ предназначался для тебя, - усмехнулся Клод, словно вспоминая что-то,
затем продолжил. - Мало кто знает тебя в лицо, так что, соответственно одевшись,
ты вполне можешь сойти за обычную француженку. Главное не веди себя как цыганка,
и всё будет хорошо. Внизу ты найдёшь новую одежду, она, конечно, более чем
скромная, не то, что это платье, которое я тебе подарил. Но сейчас оно тебе не
подойдёт, тем более после того, как к нему прикасался этот мерзавец Феб. Возле
одежды ты найдёшь кошелёк. Тебе должно надолго хватить тех денег, что лежат в
нём. Там же корзина с едой на первое время. Теперь ты свободна! - сказал
священник и положил на постель подле Эсмеральды ключ от дома, где она сейчас
находилась.
Девушка была в таком замешательстве, что даже не нашла слов, которые могла бы
сказать Фролло. Да тот ничего от неё и не ждал. Он стремительно спустился вниз и
вышел на улицу.
Клод почти бежал в собор Парижской богоматери и, оказавшись в нём, заперся в
своей келье. Что он только что наделал? Своими руками разорвал хрупкую нить, что
связывала его и Эсмеральду. Фролло сам не понимал, почему так поступил. Это
решение было навязано ему сердцем, а не разумом и было странным, неведомым ему
порывом, который Клод не смог в себе побороть. Он едва не плакал, понимая, что
потерял её навсегда…

XV
Рано утром в дверь кельи Клода Фролло постучали. Отворив дверь, священник увидел
дьякона, явно испуганного тем, что осмелился потревожить такую важную особу, как
второго викария епископа Парижского. На самом деле не это так встревожило
молодого священнослужителя, осмелившегося нарушить покой архидьякона. Казалось,
за последние несколько дней Клод Фролло почти полностью поседел, а бледность его
лица, ещё сильнее оттеняемая его чёрной сутаной, говорила о том, что вот уже
много ночей подряд Клод провёл без сна. Всё это делало Фролло похожим на
призрак, случайно задержавшийся на этой грешной земле и так и не попавший в иной
мир. И именно это заставило дьякона едва не дрожать от страха, докладывая
священнику, что его дожидается начальник королевской стражи Луи Тристан.
Клод пообещал тут же принять Тристана Отшельника и отпустил с Богом в конец
испуганного посланца.
На этот раз архидьякон напрасно волновался за жизнь несчастной маленькой
плясуньи, которая сейчас, быть может, была уже очень далеко от Парижа –
начальник королевской полиции решил навестить Клода Фролло не из-за неё. Он
сообщил священнику то, чего тот совсем не ожидал – тело несчастного звонаря
собора Парижской богоматери нашли на берегу Сены. Неподалёку обнаружили и
капитана королевских стрелков. Он так же был мёртв. Произошедшее между горбуном
и Фебом осталось тайной, хотя можно было предположить, что во время их короткой
схватки, состоявшейся этой ночью, они могли случайно упасть в реку, поскольку
события разворачивались прямо на набережной, а затем каждый из них, не желая
отпускать противника, неумолимо потянул его ко дну. Течение выбросило
бездыханных Феба и Квазимодо на отмель, где их и обнаружили мальчишки,
отправившиеся на рассвете на рыбалку. Тристан, как это ни странно, не задал
Фролло ни одного вопроса, касающегося этого дела, например, почему Квазимодо
покинул церковь и знал ли об этом архидьякон. Он лишь доложил о случившемся и
поспешил покинуть владения Клода Фролло. Возможно, капитан королевской стражи не
сделал этого лишь потому, что сумел прочесть на лице священника неподдельную
скорбь и, пожалуй, замешательство. Фролло до конца так и не смог поверить в то,
что лишился своего приёмного сына, пусть и не любимого, но единственного
близкого ему человека.
Лишь спустя три дня, сумев, наконец, немного прийти в себя, Клод Фролло вновь
вернулся к своим делам, которые так давно оставил – попытался вновь посвятить
себя служению Богу, тайно отдавая почти все силы науке. Он не ходил к
Эсмеральде, прекрасно понимая, что та ушла из его жизни навеки, и обратного пути
уже не было.
Солнце клонилось к закату. Фролло был в своей келье, он сидел за письменным
столом, с головой уйдя в какую-то рукописную книгу на греческом языке. Внезапно
Клод отложил увесистый фолиант в сторону. Что-то словно заставило его сделать
это. Потом, встав из-за стола, направился к выходу. Задержавшись в дверях, как
будто обдумывая что-то, он затем решительным шагом покинул свою келью.
Архидьякон медленно шёл по Парижу. Уже почти стемнело, когда он словно в забытьи
подошёл к дому, где последние несколько недель жила та единственная девушка,
которую он безумно любил, но которая предпочла его другому.
Фролло осторожно толкнул входную дверь. Она легко поддалась. Сердце Клода как
будто оборвалось.
За то короткое время, что прошло с момента последней встречи священника и
цыганки, когда он так опрометчиво предоставил ей право выбора, Фролло хотя и
понимал, что не может даже надеяться на желание Эсмеральды остаться с ним, а не
покинуть Париж, отправившись на поиски своего счастья, но где-то в глубине души
он всё же молил Господа о том, чтобы она не покидала его, наивно предполагая,
что его мольбы будут услышаны. И вот, обнаружив пустой открытый дом, он лишился
своей последней надежды. В одночасье Клод Фролло потерял всякий смысл жизни.
Единственное, что он желал в тот момент, так это чтобы смерть как можно скорее
пришла за ним, оборвав его жизнь и избавив тем самым от страданий, которые
безжалостно разрывали его несчастную душу.
Священник медленно переступил порог дома. Ноги не слушались его, а голова,
казалось, утратила способность мыслить.
Ни о чём и ни о ком не думая, он простоял с минуту, прислушиваясь к абсолютной
тишине. Внезапно ему послышались лёгкие шаги где-то неподалёку. Фролло с ужасом
предположил, что сходит с ума.
Но нет, разум не покинул его. То, что слышал Клод, не было наваждением и игрой
его жестокого воображения – в комнату вскоре вбежала Эсмеральда…
- Наконец-то вы пришли! Почему вас не было так долго?! - с укоризной
произнесла цыганка.
- Ты… Я не верю. Это правда, что я вижу тебя перед собой, мой ангел?! -
вскричал Фролло.
Он не смог справиться с чувствами, охватившими его и, подбежав к Эсмеральде,
заключил её в свои объятия, целуя её прекрасное личико. Мгновение спустя он
понял, что не имел на это права и, отпрянув от девушки, замер в нерешительности.
- Я… Эсмеральда, я… думал, нет, я заставил себя думать, что ты
воспользовалась той свободой, что я предоставил тебе, а потому и не надеялся
застать тебя здесь. Что-то словно заставило меня вернуться сюда. Сам не знаю,
почему я пришёл в этот дом… Прости, что дал волю чувствам и посмел прикоснуться
к тебе, прости, такое больше не повториться… Послушай, но почему ты не ушла,
ведь ты всегда стремилась к тому, чтобы я ушёл из твоей жизни? Что же
изменилось?
- Мне некуда идти. Я совсем одна. Меня бросили все. Я ведь думала, что и
вы покинули меня.
- А разве ты не об этом мечтала, не о том ли, чтобы я, наконец, оставил
тебя в покое?
- Я… я не знаю. Вы оставили меня здесь наедине с собой. Я думала о
многом. Знаете ли вы, как я страдала! Я так долго считала, что люблю, а главное,
что любима. И вот мои грёзы развеялись, увы, я позволяла Фебу обманывать себя.
Видимо, я сама хотела быть обманутой. Он ведь так красив! Он говорил, что я
дорога ему. Но нет, Фебу не была нужна моя любовь, зачем она ему? Нет, он хотел
лишь овладеть мною. Не чувства мои его занимали, а плоть. Все эти дни, что вы не
навещали меня, я плакала, но никто не хотел утешить меня. Я была одна. Феб
покинул меня, он оказался чудовищем. Квазимодо клялся в своей преданности ко
мне, но и он не пришёл. Наверное, вы запретили ему делать это, вот он и оставил
меня. Даже вы покинули меня, предоставили самой себе. Ну, куда я могу пойти
одна? Мне страшно! Мне казалось, что выйди я на улицу, как меня сразу увидел бы
капитан Феб или королевский палач. Они казнили бы меня! А я не хочу умирать. Я
боюсь смерти! Весь мир восстал против меня. А знает ли вы, что я хотела пойти в
собор? Я хотела найти вас!
- Глупенькая, ты бы погибла! Если бы кто-то увидел тебя на Соборной
площади, то сразу бы признал в тебе ту маленькую плясунью, что по распоряжению
короля давно должна была быть повешена. Квазимодо действительно покинул тебя,
как и меня, впрочем. Он погиб. Феб тоже.
Фролло рассказал Эсмеральде то, что поведал ему Луи Тристан. Девушка в ужасе
закрыла лицо руками и зарыдала. Затем, повинуясь какому-то неведомому порыву,
прильнула к Фролло, словно несчастный ребёнок, который хочет, чтобы его
пожалели. Клод заключил её в свои объятия. Так стояли они некоторое время,
прижавшись друг к другу и забыв обо всём на свете, словно в тот миг весь мир
существовал лишь для них одних.
Вдруг Эсмеральда нарушила молчание.
- Вы ведь больше не бросите меня одну? Мне страшно, мне очень страшно!
Кажется, что все только и стремятся, что погубить меня.
- А разве ты не считаешь, что именно я послан тебе на погибель?
- Нет.
- Я никому не позволю причинять тебе вред, слышишь, никому!

XVI
Шли дни. Клод и Эсмеральда много времени проводили вместе. Могло бы показаться,
что они стали друзьями, но это было не совсем так. Священник и цыганка стали
ближе друг другу, они научились понимать сокровенные мысли, скрытые в каждом из
них. Но между ними образовалась некая преграда, которую никто не осмеливался
переступить. Это произошло само собой, словно благодаря неким силам,
неподвластным человеческому пониманию. Фролло пытался учить девушку тем наукам,
что знал сам, хотя и не старался сильно в них углубляться. Эсмеральда
рассказывала ему те истории, что произошли с ней и её родными во время их
долгого путешествия по миру. Но дальше их отношения никогда не заходили. Клод
приходил к цыганке рано утром или вечером, но на ночь всегда покидал её и спешил
в собор Парижской богоматери. Так было всегда. Но ведь любое правило имеет свои
исключения…
Эсмеральда сидела подле окна, глядя на полную луну, казалось, освещавшую всю
землю своим серебряным сиянием. Внезапно она резко обернулась, словно
почувствовала что-то – позади неё стоял Фролло.
- Я напугал тебя? Прости, ты так прекрасна! Я просто не смог заставить
себя не смотреть на тебя… Но что я всё ещё делаю здесь? Мне пора возвращаться в
собор. Спокойной ночи, мой ангел, - с этими словами Клод подошёл к девушке и
нежно поцеловал её в лоб.
- Нет, я не испугалась, увидев вас. Я просто не ожидала, что вы стоите
рядом. О, прошу вас, не уходите!
- Эсмеральда, к чему эти церемонии? Я ведь давно просил тебя называть
меня на «ты». Это ведь не сложно. Если хочешь, я могу задержаться, но не
надолго. Ночь не создана для разговоров… - сказал Фролло, а затем, задумавшись
на минуту, продолжил. - Кажется, прошло уже три месяца с той ужасной ночи, когда
я едва не потерял тебя.
- Только три месяца? - удивлённо переспросила Эсмеральда. - Мне
казалось, что те события произошли со мной так давно, что я уже начала их
забывать.
- Что ж, и не стоит о них вспоминать.
Фролло подошёл к раскрытому окну. Он стал пристально всматриваться в ночное
небо, будто надеясь в нём увидеть ответы на те вопросы, что занимали его.
Священник стоял спиной к Эсмеральде и, как ей казалось, думал о чём-то. Всё
также не поворачиваясь к ней, он вдруг сказал:
- Знаешь, я так хочу, чтобы ты была счастлива, но не знаю, что должен
для этого сделать. Я причинил тебе столько боли и страданий, что просто
удивительно, как ты можешь спокойно смотреть на меня и не испытывать при этом
ненависти. Помнишь, когда-то я хвалился, что встречусь с французским королём и
попрошу его о снисхождении к тебе. Я действительно виделся с ним и попытался
доказать ему твою невиновность, но он счёл тебя колдуньей, исчадием ада, и я не
смог доказать ему обратное! Он просто отказался меня слушать. О, мерзкий старик!
Как можно так думать о тебе?! Может ли разумный человек мыслить так, как он?
Нет, конечно же. Его интересует лишь золото, а вернее способ его получения при
помощи философского камня. Хотя когда-то это занимало и мои мысли, но то
прошлое. И сейчас это не важно, - добавил Клод, всё также стоя лицом к окну,
словно боясь, что Эсмеральда взглянет в его глаза и ужаснётся тем страданиям,
что увидит в них. - Я совсем запутался, - продолжал священник. - Я пытаюсь найти
выход их замкнутого круга, в который заключил тебя, а затем попал сам. Ты можешь
говорить, что простила мне то зло, что я причинил тебе, но это наверняка будет
неправдой. Я готов на всё, чтобы искупить свою вину перед тобой. Но мои грехи
слишком тяжкие, чтобы от них так просто можно было избавиться. Я готов
пожертвовать своей честью, достоинством, жизнью, наконец, ради тебя! Взойти на
плаху и знать, что ты счастлива и что тебе ничего не угрожает – вот то, о чём я
мечтаю! Но моя жизнь на самом деле не стоит и гроша. Я, презренный, мнил себя
властелином чужих жизней, а оказался лишь раздавленным червяком, который
корчится в предсмертных муках и вот-вот испустит дух. Я всего лишь ничтожная
Божья тварь, угодившая в ловушку, которую злой рок выстроил передо мной. И
теперь я копошусь где-то внизу глубокой пропасти, усеянной острыми кольями,
которые ранят меня и не дают выбраться наружу. Я лишь глупец, возомнивший себя
мудрецом. Презренное создание, отвергнутое даже Богом, даже Богом…
Фролло закончил свою исповедь так же внезапно, как и начал. Было видно, что он
попытался вскрыть всё то, что так долго держал в себе. Можно было подумать, что
тем самым он стремился облегчить свою душу, излив свои страдания на хрупкую
Эсмеральду, словно пытаясь переложить на неё часть тех мук, что испытывал он. Но
это было не так. Фролло не стало легче, напротив, показав свою слабость, он
словно унизил сам себя, искренне поверив в то, что говорил. Для такого сильного
человека, каким являлся Клод, такая откровенность была пыткой.
Повисла гнетущая тишина. Фролло молчал, казалось, обдумывая что-то, а Эсмеральда
не произносила ни слова, поскольку пыталась понять то, что только услышала из
уст священника. Всё те месяцы, что они провели вместе, Фролло казался спокойным
и сдержанным, ничем не выдавая чувств, терзавших его. И вот в одночасье обнажив
их, он словно утратил свои внутренние силы и не верил более, что способен вновь
обрести то душевное равновесие, что было присуще ему ранее. Всё то время, что
Клод был вместе с Эсмеральдой, он ни разу не попытался заговорить с ней о своих
переживаниях и не осмелился вновь признаться ей в любви, которая, между тем,
разгоралась в нём всё сильнее и сильнее. И вот настал момент, когда он уже не
смог сдержать себя в тех рамках, что сам для себя избрал.
Ожидал ли Клод, что Эсмеральда хоть как-то ответит на его признание, которое он
только что заставил себя сделать? Нет. Он лишь на мгновение позволил разуму
уступить место сердцу, лишь на миг он стал тем, кем был на самом деле –
мужчиной, страстно влюблённым в женщину. Но вот слабость, охватившая его,
прошла, он вновь замкнулся в себе и ничего не требовал взамен за свою
искренность.
Эсмеральда избавилась от оцепенения, что внезапно охватило её. Она подошла к
Клоду и осторожно прикоснулась к его плечу. Он вздрогнул и резко обернулся,
отходя от окна. Теперь лунный свет заполнял собой всю комнату, падая на нежное
личико Эсмеральды. Клод вновь подумал, как когда-то ранее, что это юное создание
так похоже на ангела, а потому на земле просто не может быть никого, прекраснее
её.
- Ты любишь меня? - неожиданно спросила девушка.
Клод стоял, глядя Эсмеральде в лицо и не торопясь отвечать на вопрос, словно и
не расслышав его вовсе.
- Ангел… она ангел! О, Господи, почему ты послал ей столько страданий?
Как ты мог допустить, чтобы такой ничтожный человек, как я, посмел полюбить её!
- шептал Фролло, но так тихо, что вряд ли девушка могла его услышать, даже стоя
с ним рядом.
Фролло смотрел в её большие красивые глаза и не мог наглядеться на них. Он
словно прогрузился в некое забытье.
- Клод, ты любишь меня? - повторила Эсмеральда.
Услышав своё имя, священник, казалось, стал постепенно возвращаться к реальности
из того мира, в котором ещё мгновение назад пребывал. Наконец он заговорил.
- Эсмеральда, разве ты не знаешь этого? Зачем ты каждый раз сводишь меня
с ума, заставляя раскрывать перед тобой свою душу, говоря о своих чувствах к
тебе, повергая меня тем самым в пучину страданий?
- Ответь, ты любишь меня?
- Да, Эсмеральда, да! - вскричал Фролло. - Я люблю тебя! Слышишь, я
люблю тебя!
Клод прильнул к распахнутому окну. Ночная прохлада принесла ему некое
успокоение. Лёгкий ветерок ласкал его лицо и постепенно Фролло успокаивался. Он
стоял молча, облокотившись на подоконник, ни о чём не думая, ни на что не
надеясь.
- Поцелуй меня… как в ту ночь, когда спас от капитана…
- Значит, ты… Я не должен был…
Эсмеральда приложила пальчик к его губам, прося тем самым, чтобы он выслушал её.
- Я лишь смутно ощущала, как ты прикасался ко мне, как целовал... Но я
помню, как моё тело трепетало от этого... Поцелуй меня…
- Эсмеральда, если ты думаешь, что священник, давший обет безбрачия,
навсегда ограждает себя от роковой случайности, когда он однажды может
оступиться, то ты ошибаешься. Не забывай, что кем бы я ни был, я всё равно
остаюсь мужчиной, плоть которого волнуется от близости с прекрасной девушкой. Не
играй со мной. Я уже давно не юноша, а вот ты ещё дитя и потому многого не
понимаешь или не осознаёшь. Я сильнее тебя и если что-то произойдёт не так, я,
сам того не понимая, могу причинить тебе боль, не сумев вовремя остановиться.
Нам не дано быть вместе и познать ту тайну, что скрывает близость двух любящих
друг друга людей. Не дано…
Девушка не дала Фролло договорить. Она неожиданно прильнула к нему, и их губы
слились в нежном поцелуе. Прижавшись к груди священника, цыганка почувствовала,
как учащённо забилось его сердце. Она позволила Клоду обнять себя, даже не
пытаясь высвободиться из его рук. Фролло взглянул в её глаза. В них он прочёл
немое подтверждение того, что теперь она больше не испытывает к нему ненависти,
напротив, она действительно любит его.
Эсмеральда пленила Клода ещё в тот миг, когда он впервые увидел её. Но он не
знал всех сокровенных тайн, что скрывало её прекрасное тело. Священник мечтал
познать его. И вот теперь препятствий этому не было…
Фролло больше не пытался сопротивляться своему желанию, что пронзало его тело,
заставляя дрожать от страсти. Клод медленно покрывал шейку Эсмеральды поцелуями,
осторожно расстёгивая её платье… Он легко одолел первые три пуговицы, но затем
замер в нерешительности. Что-то в нём всё ещё сопротивлялось зову плоти, пытаясь
воскресить разум.
Нет, она слишком прекрасна, слишком желанна…
Вот отколота ещё одна булавка, ещё одну пуговицу постигла участь своих
предшественниц…
Фролло на время оставил шейку цыганки и припал к её губам, страстно целуя их. Он
прикоснулся ладонью к лицу Эсмеральды, слегка проведя рукой по её щеке и
постепенно опускаясь всё ниже и ниже. Скользнул по изгибу прекрасной шеи,
коснулся нежного плеча. От этого случайного движения, платье, лишившись почти
всех булавок и застёжек, с лёгкостью упало на пол… Трепет охватил Клода, он и
так уже ощущал некое волнение, завладевшее его плотью, но теперь он и вовсе не
понимал, что с ним происходит… Его рука, не долго задержавшись на плече,
устремилась вниз. Он ощутил, что прикоснулся к тому, о чём ранее не смел и
мечтать… Фролло с силой рванул ворот сутаны: ему казалось, что он задыхается и
что воздуха уже не хватает. Клод чувствовал, что едва не теряет сознание – такое
острое волнение охватило его. Он поднял Эсмеральду на руки и направился к
постели. Осторожно опустив цыганку на её ложе, он дрожащими руками расстегнул
последние пуговицы сутаны, лишая себя одежды, а затем склонился над девушкой,
покрывая её тело горячими поцелуями. Клод всё ещё, казалось, не верил, что
сжимает в своих объятиях ту прекрасную недотрогу, которая так долго и жестоко
его отвергала. Она была так прекрасна и чиста в своей наготе, что он трепетал,
прикасаясь к ней.
- Я люблю тебя… Боже, как я люблю тебя, мой ангел, моя прекрасная
цыганочка, моя…
Почему-то сейчас эти простые слова, сказанные Клодом в порыве страсти, заставили
забиться сердечко обессилевшей от ласк священника цыганочки иначе, нежели ранее.
Эсмеральда перестала владеть собственным телом – она было целиком во власти
любовного огня, так неожиданно охватившего её.
Фролло никогда раньше не видел обнажённого женского тела, а уж тем более не
прикасался к нему, но он прекрасно понимал, что может случиться между мужчиной и
женщиной, когда они так близки и когда их разгорячённые тела прикасаются друг к
другу.
Всё происходило само собой и так естественно, будто Фролло всегда знал, как
заставить женщину трепетать в своих руках. Его ласки были осторожны, но между
тем нежны. Разум уже перестал сопротивляться желанию, напротив, он был устремлен
на то, чтобы как можно скорее утолить его и при этом не причинить боли своей
любимой. Он хотел, чтобы и она ощутила то неописуемое чувство, когда страсть
разливается по венам, лишая людей разума и заставляя их сходить с ума от
наслаждения.
Эсмеральда вся отдалась в руки Клода. Её сердечко бешено билось от этой
неожиданной близости с ним. Он с бесстыдством прикасался к её обнажённой груди,
целуя и лаская её, но цыганка не испытывала отвращения к происходящему. Она сама
не могла понять того, что с ней происходило в тот момент. Эсмеральда впервые
ощутила странные волны, вдруг начавшие разливаться по её телу от прикосновения
мужчины. Неожиданно ей самой захотелось прикоснуться к нему. Она провела ладонью
по щеке Фролло, коснулась его губ – он поцеловал её пальчики, затем вновь припал
к нежному изгибу шеи. Вдруг слегка отстранившись, священник посмотрел в её
глаза.
- Я люблю тебя… Эсмеральда… Ты чувствуешь то же, что и я? Моя красавица!
Если бы ты знала насколько ты мне дорога. Я так люблю тебя! Но веришь ли ты моим
словам?! Нет, слова бессмысленны, я всё равно не смогу ими выразить свои
чувства. Но я люблю тебя…
Фролло вновь невольно потянулся к Эсмеральде, сливаясь с ней в страстном
поцелуе. Он наслаждался её губами, чувствовал её язычок... Он сходил с ума от
этой томительной близости.
Наконец, цыганка осмелилась прикоснуться к плечам Фролло, устремилась к его
широкой груди. Во всех движениях Клода она ощущала силу и уверенность, девушка
понимала, что он устроен не так, как она – он был мужчиной. Это пугало её, но и
одновременно притягивало. Что же отличало его от неё? Какая тайна была скрыта в
нём? Откуда в священнике эта сила, эта страсть? Столько вопросов и ни одного
ответа.
Эсмеральда осторожно прикасалась к Фролло, будто боясь вызвать его гнев. Знала
бы она, насколько желанными для него были эти робкие прикосновения… Он с
трепетом ощущал, как её ладони скользят вниз по его телу…
Поцелуи и ласки более не удовлетворяли Клода, он понимал, что есть что-то
большее, чего он ещё ни когда не испытывал и не осмеливался познать. Он страстно
желал приблизить тот незабываемый миг, когда чужие ранее тела и души, наконец,
сливаются воедино, обретая счастье в соединении друг с другом. Но что-то
останавливало его, словно он боялся разочароваться в чём-то, возможно, навеки
утратить чистоту помыслов и обречь себя в пучину страсти.
Фролло нежно целовал Эсмеральду, прикасался к её бархатной коже так, что девушка
всё глубже и глубже погружалась в волны наслаждения, неведомого ранее.
Чувственность Клода более не пугала её. Она словно инстинктивно ощущала, что
происходящее между ней и священником является лишь прелюдией к сокровенной
тайне, способной открыться только любящим друг друга мужчине и женщине, навеки
соединив их души и сердца, словно они представляли собой разрозненные кусочки
единого целого...
Вдруг повинуясь неведомому порыву, Фролло сорвал с шеи Эсмеральды маленькую
зелёную ладанку, которую юная цыганочка всегда носила, не снимая, и отбросил её
в сторону.
- Теперь ты моя…

XVII
Клод Фролло проснулся на рассвете. Кажется, он ещё не до конца осознал то, что
произошло этой ночью между ним и Эсмеральдой. Но он помнил всё – как он целовал
её, как ласкал, упиваясь этой неожиданной близостью с ней. И вот теперь она
рядом с ним ещё отдыхает после удивительных мгновений, что они провели вместе.
Клод невольно улыбнулся, глядя на свою красавицу. Воистину, она была прекрасна!
И он не смог побороть желания поцеловать её.
Эсмеральда открыла глаза и улыбнулась священнику.
- Ты любишь меня? - прошептала цыганочка.
Фролло ничего ей не ответил – его поцелуй поведал Эсмеральде обо всём.
Но неожиданно Клод отстранился от цыганки.
- Эсмеральда, что мы наделали? - вдруг сказал он. - Что теперь будет?
- Ты жалеешь о том, что произошло? - с обидой в голосе спросила она.
- Я… я не знаю. Я так долго боролся со своими плотскими желаниями, я
думал, что никогда не познаю близости женщины. Ведь я давал обет. Теперь Господь
навсегда отвернётся от меня. О, что такое обет целомудрия по сравнению с зовом
плоти?! Если я смог переступить через то, к чему всегда стремился – к чистоте
помыслов, к единению с Богом, значит, никогда и не были мои мысли чисты и полны
божественного откровения. Я лишь человек, для которого страсть и желание
оказались важнее служения Господу.
- Значит, теперь я стала причиной твоего грехопадения? Так, кажется, это
называется, святой отец? - с издёвкой проговорила цыганка.
- Не ты тому причина, а я сам. Не ты заставила меня полюбить тебя. Я сам
сотворил себе кумира – им стала ты. Не удивительно, что я осмелился познать
тебя. Теперь мы будем вместе, и ничто не сможет разлучить нас. Пусть я стану
вероотступником, это уже не тревожит меня, но я буду с тобой неустанно. Мы будет
любить друг друга. И именно друг в друге будем находить утешение в минуты печали
и радость в минуты неизбежной грусти. Я люблю тебя! Забудь о той глупости, что я
осмелился сказать. Прости меня, любимая, прости…
Клод легонько обнял Эсмеральду за плечи и прижал к своей груди.
- Я не был готов к тому, что произошло между нами. Мой разум отказывался
в это верить. Но всё позади. Мы навсегда останемся вместе, что бы ни случилось.
Слышишь, как стучит моё сердце? Оно бьётся ради тебя. И так будет всегда. Только
не покидай меня. Я больше не смогу жить без тебя!
- Мы, правда, будем вместе?
- Да, любимая! Да!
Фролло нежно поцеловал Эсмеральду, и все её тревоги и волнения вмиг растаяли в
море любви, так неожиданно захлестнувшем её.

XVIII
Вот наступил новый день, которому суждено было стать началом новой жизни, что
теперь ожидала Клода Фролло и Эсмеральду. Но между тем существовала преграда,
лишь преодолев которую, двое любящих друг друга людей могли почувствовать себя
по-настоящему счастливыми. Фролло был священником, а Эсмеральды беглой цыганкой.
Казалось бы, их роковой союз навеки обречён на горе и страдания. Но нет. Теперь
каждый из них был готов до последнего момента бороться с судьбой за то счастье,
что они должны были, наконец, обрести подле друг друга.
- Клод, ты вновь должен вернуться в собор богоматери сегодня?
- Да, пока я не могу быть возле тебя всё время. Меня могут начать искать
в любой момент, а если я буду отсутствовать слишком долго, это может показаться
подозрительным. Но если бы ты знала, как я не хочу туда возвращаться. Жить в
грехе и при этом пытаться заботиться о чистоте душ других невозможно. Какой из
меня теперь священник?!
- Но разве ты не можешь отказаться от своего сана?
- Это невозможно, Эсмеральда. Меня обвинят в вероотступничестве и тяжком
грехе перед Господом. Я потеряю власть, а именно благодаря ей ты всё ещё жива.
Пока с моим мнением считаются, и моё слово дорого стоит. Знаешь ли ты, что ко
мне приходили солдаты короля в то утро, когда я вывел тебя из церкви? Они искали
тебя и обвиняли меня в преступном сговоре с тобой. Но мне удалось их убедить в
том, что мне ничего не известно, хотя нас и видели вместе.
- Кто же это был? Гренгуар? Он предал нас?
- Нет, затворница Роландовой башни. Я солгал солдатам в тот день, а они
мне поверили. А вот Гудулу посчитали сумасшедшей. Мой сан архидьякона спас нас
обоих от расплаты за наше преступление. Но он не спасёт ни меня, ни тебя, если о
нашей связи станет известно. Теперь мы должны быть очень осторожны в наших
поступках. Единственный выход, который сейчас существует, это бежать из Парижа.
- Я готова на что угодно, лишь бы, наконец, почувствовать себя
свободной. Клод, я устала бояться, что меня найдут стражники или что тебя
обвинят в связи с ведьмой.
- Ты не ведьма, - сурово ответил Фролло, - и никогда впредь так о себе
не говори. А теперь мне пора. Я вернусь лишь вечером. Ни о чём не беспокойся.
Только не покидай дом, поскольку лишь здесь ты всё ещё в безопасности.

XIX
Весь день священник пытался собраться с мыслями и заставить себя поверить в то,
что совсем недавно произошли события, с которыми теперь приходилось считаться.
Фролло понял, что изменился. Он осознал, что тем, кем он был прежде, ему уже
никогда не стать. Навеки мысли священника оказались прикованы к удивительному
созданию, что доверилось ему прошлой ночью. И теперь, расставшись с Эсмеральдой
всего лишь на день, он скучал по ней так, будто не видел целую вечность. Фролло
не мог дождаться вечера, когда, наконец, вновь окажется подле неё, своей богини,
навсегда завоевавшей его сердце.
Но обстоятельства сложились так, что покинуть собор Парижской богоматери Клоду
Фролло удалось лишь ночью.
- Любимый, почему ты так поздно? Я ведь волновалась за тебя. Ты же
обещал прийти ещё вечером, а уже наступила ночь! - с волнением проговорила
Эсмеральда, обращаясь к только что вошедшему Фролло.
- В Париже неспокойно. Я не могу понять, что происходит. Но что-то не
так…
- Забудь о других, Клод. Прошу тебя, оставь на время заботу о ближних
своих, вспомни обо мне.
- А разве я когда-нибудь забывал о тебе, дивное дитя? - с улыбкой
проговорил священник, даря цыганке лёгкий поцелуй.
Клод и Эсмеральда поднялись наверх. Священник зажёг свечу и подошёл к своей
маленькой плясунье. Он обнял её, и так они стояли некоторое время, с любовью
глядя друг на друга. Фролло ощущал юную цыганочку подле себя, и большего ему
было не нужно.
Эсмеральда слегка отстранилась от священника и посмотрела в его глаза. Она
вспомнила то далёкое утро, когда Клод похитил её из собора Парижской богоматери
и привёл сюда. Тогда так же горела свеча, и её пламя отражалось в его глазах.
Тем утром он показался ей самим дьяволом, сейчас же он стал для неё богом.
Цыганочка прикоснулась ладонью к щеке священника. Фролло почувствовал, как некая
дрожь постепенно охватывает его от этого прикосновения. Он взял её тоненькую
ручку в свою ладонь. Неожиданно их пальцы сами собой переплелись в нежном
прикосновении, а губы слились в страстном поцелуе. Невольно Эсмеральда
потянулась к пуговицам сутаны Клода и принялась стремительно их расстёгивать.
Она распахнула одежду священника и прижалась к его обнажённой груди.
- Пообещай мне, что больше никогда не причинишь себе вреда из-за меня,
как тогда в темнице, когда ты ранил себя. Ты стал мне слишком дорог, а потому ту
боль, что испытываешь ты, ощущаю и я, - прошептала Эсмеральда, проводя
прохладной рукой по груди Фролло там, где виднелись следы от глубоких ран,
которые священник сам себе нанёс, видя, как пытали его любимую.
- Эсмеральда, оставь прошлое. Пусть нас навсегда покинут беды, что
преследовали раньше. Наше будущее будет иным. Мы будем счастливы. Верь мне.
- Я верю тебе, Клод. Главное знай, что я люблю тебя, и моё сердце теперь
навеки занято лишь тобой.
Фролло принялся покрывать юное личико цыганки нежными поцелуями, и она вмиг
забыла обо всех несчастьях, что выпали на её долю.
Эта тихая ночь была словно создана лишь для двоих влюблённых, что теперь
наслаждались друг другом, оставив мысли о бренной земле и целом мире, окружавшем
их.

XX
Но эта идиллия продолжалась недолго. Вскоре архидьякон пришёл к выводу, что не
может больше жить, словно разрываясь между двумя мирами – служением Богу днём и
преклонением перед цыганкой ночью. Эсмеральде хотела, чтобы Фролло проводил как
можно больше времени с ней, но на тот момент это было невозможно.
- Клод, когда же мы, наконец, покинем этот ужасный город? Я устала
бояться за тебя, когда ты уходишь в свой проклятый собор! - неожиданно сказала
Эсмеральда рано утром священнику, когда тот в очередной раз уже собирался
покинуть цыганку на целый день.
- Не говори так о церкви, которой я отдал пятнадцать лет своей жизни. Ты
не понимаешь тех чувств, что я испытываю к ней. К тому же тебе не понять моей
любви к Господу, ты ведь и понятия не имеешь, что это такое.
- Ну почему ты принадлежишь своему Богу днём, а мне лишь ночью?
- Каждый из нас принадлежим Господу всецело, независимо от того, кто мы
есть! Он наблюдает за нами и днём и ночью, потому не кощунствуй, говоря, что
ночью его для нас нет.
- Ты всё тот же священник! Суровый и не прощающий. Я думала, ты
изменился, но это не так. Ты получил то, что хотел – я теперь принадлежу тебе, и
больше тебя ничто не интересует. А знаешь ли ты, что такое одиночество, когда
сходишь с ума от скуки, когда хочешь кричать, чтобы тебя услышали и пожалели? Я
часто думаю о нас. Я не знаю где ты, что с тобой. Порой мне кажется, что вот
отворится дверь, и вбегут солдаты. Они отведут меня на виселицу, а ты будешь
стоять и смотреть как меня казнят, не в силах что-либо сделать ради моего
спасения, а возможно, просто не желая что-либо делать… Иногда я боюсь, что ты
однажды не придёшь ко мне, а много дней спустя я узнаю, что тебя сожгли как
пособника колдуньи, как чернокнижника. Но всё чаще меня навещает мысль, а любишь
ли ты меня по-настоящему? Или как всех других мужчин тебя интересует лишь
утоление своего мучительного желания?
Фролло слушал Эсмеральду молча, и лишь взгляд его тёмных глаз становился всё
холоднее и строже.
- Эсмеральда, ты понимаешь, что ты говоришь? - наконец произнёс Клод. -
Я люблю тебя, я безумно люблю тебя. Но я не могу быть с тобой все дни напролёт.
Ты права, я всё ещё священник, более того, я архидьякон. Я должен следить более
чем за сотней приходов, в каждом из которых каждый день что-то происходит.
Иногда в собор приезжает епископ Парижский, и я должен докладывать ему о делах в
епархии. Я служу мессы и принимаю прихожан. Каждый день тянется словно год,
потому что со мной нет рядом тебя. Лишь ночь дана нам в услужение и этого
действительно мало. Но мы не можем сейчас встречаться чаще. Как ты можешь
говорить, что меня интересует лишь твоя плоть? Будь ты нужна мне лишь для
утоления похоти, разве не овладел бы я тобой ещё много месяцев назад, когда
только привёл тебя сюда. Я желал тебя, но не хотел брать силой, иначе в твоём
сердце навеки поселилась бы ненависть ко мне, а я любил тебя и всегда буду
любить, потому и не осмеливался перейти грань, что тогда ещё нас разделяла.
Глупышка, ну зачем ты злишься на меня? Ну вот, ты опять состроила свою забавную
гримаску. Пожалуйста, не сердись.
- Клод, я ведь тоже люблю тебя! Но ты должен понять и меня. Я хочу,
наконец, ощутить свободу, я устала от клетки, в которой постепенно проходит моя
жизнь.
- Довольно! - вскричал Фролло. - Я оставил твои выпады о моей жестокости
к тебе без внимания, но это уже слишком. Ты словно глупый ребёнок, который вбил
себе что-то в голову и уже не хочет слышать разумных доводов, опровергающих его
ошибочные мысли. Я не могу сейчас же всё бросить и убежать с тобой на край
света. Где мы будим жить, а главное на что? Хм… священник-расстрига и беглая
цыганка, забавно, - пробормотал Клод, горько усмехнувшись.
На самом деле Фролло вовсе не казалось забавной та ситуация, в которой он сейчас
оказался, напротив, она страшила Клода тем, что он не видел выхода из неё.
- Святой отец, - с издёвкой проговорила Эсмеральда, - уж не думаете ли
вы, что я буду вечно жить здесь, сидя взаперти днём и ночью? Я цыганка, не
забывайте об этом. Свобода у меня в крови.
- Да, нищая цыганка, которую разыскивает королевская стража, - сказал в
ответ Фролло.
- О, как ты жесток! Ты противен мне!
- Опять ты говоришь мне это?! - в ярости закричал священник. - Конечно,
тебя бы больше устроило общество твоего несравненного Феба, да сгорит он в аду,
куда непременно попал!
- Ты… как ты мог напомнить мне о нём?! Оставь меня, убирайся прочь!
- Даже так?! - с удивлением проговорил Клод.
- Да, монсеньёр, да! Ах, какой из вас хороший священник получился! Едва
не убили дворянина. Помните некоего Феба де Шатопер? Но вы, конечно, это уже
давно забыли. Хм… теперь ночи напролёт проводите в обществе цыганки, которую все
считают колдуньей. Но что самое интересное, всё это происходит ночью, а днём вы
святы словно ангел!
- Замолчи, Эсмеральда! Прошу тебя, замолчи!
- Так тебе не нравится то, что я говорю?! Интересно, почему?
- Довольно! Слишком долго ты играла моей жизнью.
Фролло стремительным шагом направился к входной двери и, хлопнув ею, вышел.
На столе подле Эсмеральды стоял большой кувшин с водой, она схватила его и со
злостью швырнула в дверь вслед архидьякону. Осколки сосуда разлетелись в разные
стороны, а вода залила пол.
- Будь ты проклят, Клод Фролло! Будь ты проклят, мерзкий священник!
Цыганка с ненавистью схватила книги архидьякона, что лежали на полках, и
принялась вырывать из них страницы, разрывая их на части. Она разбила о стены
все стеклянные колбы Клода с неведомыми порошками, которые только могла найти.
Казалось, в доме не осталось ни одной целой посуды, всюду царили хаос и
разрешение. Вдруг Эсмеральда замерла на месте и осмотрелась вокруг. Она
ужаснулась тому, что наделала. Цыганка залилась слезами отчаяния и бессильной
злобы на саму себя. Что она только что натворила? Сама прогнала того, кого
теперь любила больше жизни.
«Если он не придёт, я погублю себя! Я не хочу больше жить без него. О, Клод,
любимый, что я наделала?!»
Эсмеральда рыдала над осколками своей жизни, что казалось, только что разбилась
как тот кувшин, который она кинула вслед священнику.
Клод Фролло в ту ночь так и не пришёл к Эсмеральде… В соборе архидьякон тоже не
появился…

XXI
Священник покинул цыганку в гневе. Ярость, что кипела в нем, не знала границ.
Казалось, в тот момент он впервые в жизни возненавидел Эсмеральду. Фролло шел,
не разбирая дороги. Он оставил Париж и отправился к предместьям, как когда-то
давно, в день, на который была назначена казнь маленькой плясуньи. До самой ночи
Клод бродил вокруг города. Постепенно успокоившись, он предался размышлениям. И
чем больше он задумывался над ссорой, произошедшей между ним и Эсмеральдой, тем
больше убеждался, что цыганка действительно была права. Нельзя постоянно жить в
страхе. А ведь каждый из них всё время боялся за судьбу другого. Это было
невыносимо. Фролло всё больше убеждался, что нужно было как можно скорее
покинуть Париж, пока ещё не произошло какое-нибудь несчастье.
Сгустились сумерки. Вскоре наступила ночь. Клод ничего этого не замечал, он
молча брёл где-то, уже не узнавая местности, в которой очутился. Неожиданно
священник вздрогнул, словно ощутил на себе дыхание ледяного ветра. Он осмотрелся
вокруг и ужаснулся тому, что увидел возле себя.
Виселицы, десятки виселиц, на которых болтались тела несчастных, отправленных на
казнь самим королём или Парижским прево. Они окружали Фролло со всех сторон. Их
цепи звенели на ветру и, казалось, души людей, умерших такой ужасной смертью,
обитали где-то поблизости, поджидая живых и стремясь утащить их в преисподнюю.
Место, где оказался священник, называлось Монфокон.
От увиденного, Клод, казалось, потерял дар речи, настолько то зрелище, что
открылось его глазам, было отвратительно. Вдруг в его голове мелькнула мысль,
что это сам Господь послал его сюда. Всевышний словно показывал Фролло, что
будет с ним и Эсмеральдой, если он не предпримет ничего для спасения их жизней,
а будет лишь безропотно доверяться судьбе. Тогда Клод решил действовать.
Незадолго до рассвета он уже стоял подле собора Парижской богоматери…

XXII
Весь день и всю ночь Эсмеральда провела словно бреду. Временами, когда цыганка
заставляла себя немного успокоится, она тихо звала Фролло, прося у него прощения
и разговаривая с ним, будто он находился где-то рядом и мог её слышать. Но когда
Эсмеральда неожиданно вновь впадала в истерику, тогда она проклинала Клода и
молила самого дьявола о его смерти. Весь день цыганка провела без пищи и воды,
не заботясь о себе и думая лишь о священнике. Эсмеральда ждала Фролло, а он всё
не приходил… Наступила ночь, но юная цыганочка не сомкнула глаз. В каждом шорохе
и глухом скрипе старых половиц ей чудились тихие, почти бесшумные шаги её
любимого. Она рыдала, взывая к Деве Марии и прося её, чтобы священник укротил
свою гордость и вернулся к ней, простив ей ту боль, что она осмелилась ему
причинить. Эсмеральда была готова отдать собственную жизнь, лишь бы хоть на
мгновение увидеть его, вновь оказаться в его объятиях, ощутить вкус его поцелуя
на своих губах…
Только к утру несчастная цыганка забылась в беспокойном сне.
Взошло и вновь исчезло солнце, но Эсмеральда даже не заметила этого. Её разум
будто помутился и потерял способность мыслить и замечать что-либо вокруг. Перед
её глазами стоял лишь образ архидьякона, в забытьи её пересохшие губы шептали
только его имя.
На исходе второй ночи цыганке показалось, что кто-то постучал в дверь. Она с
безумной радостью отварила её, но на пороге никого не оказалось. Те звуки, что
она услышала, Эсмеральда приняла за игру собственного воображения и со злостью
захлопнула дверь. Но едва она отошла от неё, как стук вновь повторился.
Прислушавшись хорошенько, она, наконец, поняла, что это стучало одно из плохо
прикрытых окон второго этажа, поскольку на улице поднялся сильный ветер, а небо
заволокли тяжёлые тучи, словно начиналась гроза. Цыганка заплакала. Она так
надеялась, что к ней, наконец, пришёл Клод, а на самом деле это ветер играл с
несчастной маленькой плясуньей.
Вскоре пошёл дождь. Вначале он лишь слегка брызнул на землю, но затем разразился
настоящим ливнем с громом и молнией.
Время текло неумолимо, а священника всё не было.
Эсмеральда поднялась наверх, закрыла распахнувшееся от ветра окно и прилегла на
кровать. Она думала о нём…
Время спустя цыганка отчётливо расслышала шаги внизу. Она попыталась подняться с
постели, но вдруг почувствовала себя такой слабой, что не смогла встать.
На этот раз надежда не обманула Эсмеральду – в дом вошёл Клод Фролло. Его
одежда сильно намокла от дождя, а сам он казался очень уставшим. Но он подбежал
к Эсмеральде и сжал её в своих объятиях, падая на колени перед её постелью.
- Прости меня, - прошептал он, - любимая, прости. Как я мог злиться на
тебя? Как мог ненавидеть? Ведь у меня нет на земле никого дороже тебя, мой
ангел.
Клод не мог понять, плакала ли Эсмеральда или то были лишь капли воды с его
одежды, что застыли на её лице.
Эсмеральда действительно плакала. Неожиданно слёзы стали просто душить её. Она
силилась сказать что-то, но воздуха не хватало, и Эсмеральда едва не задыхалась.
Клод не знал, что ему делать, только бы унять её муки. Фролло шептал Эсмеральде
слова любви, нежно целуя её лицо, хрупкие плечи, тонкие длинные пальчики.
Священник ладонью смахивал слезинки с пылающих щёк маленькой цыганки, а они всё
капали и капали с её длинных чёрных ресниц, не прекращаясь. Его холодные руки
осторожно прикасались к её разгорячённому лицу, и она постепенно успокаивалась
от этого. Нездоровый румянец Эсмеральды очень беспокоил Фролло и он мысленно
проклинал себя за то, что так надолго осмелился покинуть цыганку, поддавшись
гневу, презрев любовь и понимание.
Постепенно Эсмеральда приходила в себя. Наконец, окончательно успокоившись, она
промолвила:
- Разве это ты должен просить у меня прощения? Это я виновата во всём,
любимый. Простишь ли ты меня когда-нибудь? Смогу ли я искупить свою вину перед
тобой?
Священник осторожно приложил палец к губам Эсмеральды.
- Мне не за что тебя прощать. Ты ни в чём не виновата. Я всё обдумал. Ты
была права, во всём права. Через неделю мы покинем этот проклятый город. Мы
будем счастливы.
- Клод, но я ведь наговорила тебе столько ужасных вещей.
- Любимая, человек в гневе не управляет собой. Я ведь тоже был в ярости
тогда. Забудь обо всём. Но почему ты дрожишь? Тебе холодно? О, что я делаю? Моя
сутана совсем мокрая, а я обнимаю тебя. Ты можешь заболеть. Подожди, я зажгу
свечи, в комнате слишком темно. Я хочу посмотреть на тебя. О, Боже! Кажется,
прошла целая вечность с того момента, как я видел тебя в последний раз!
Наконец, колеблющееся пламя свечей озарило комнату тусклым светом. Клод вновь
опустился на колени перед кроватью, на которой лежала Эсмеральда.
- Любимая, что с тобой? Твоя бледность пугает меня, - проговорил Фролло,
проводя ладонью по лицу цыганки.
- Нет, со мной всё в порядке. Но выслушай меня, Клод, - Эсмеральда вновь
залилась слезами, - я… я погубила все твои книги, я разорвала их. Те странные
стеклянные сосуды, что стояли на полках… они разбиты, - бормотала она, глотая
слова – её душили рыдания.
- Мой ангел, ну разве это важно для меня? Главное чтобы с тобой всё было
в порядке. Ты не порезалась о стекло, края разбитых колб очень острые? Хорошо,
что недавно я унёс отсюда ядовитые порошки. С тобой действительно всё в порядке?
- Да, со мной всё хорошо. Но я боялась, что ты не простишь меня. Я ведь
уничтожила всё, что было тебе дорого. Любимый… - Эсмеральда не договорила, она
со слезами прильнула к Фролло, обнимая его, и её тонкие пальчики судорожно
впились в плечи Клода, едва не причиняя ему боль, но он не обратил на это
внимание.
- Глупенькая, успокойся, прошу тебя. Мне дорога только ты. Остальное не
имеет значения. Постой, я принесу тебе воды. А где же кувшин?
- Я разбила его.
- Выходит, ты провела целый день без воды? Или ещё больше? Ты ужинала
сегодня?
- Нет.
- О, Боже! Так ты голодна! Только не говори, что ты не ела и не пила всё
то время, что меня не было здесь!
- Да.
- Прошло ведь два дня! Что ты с собой наделала? - в ужасе прошептал
Клод.
- Куда ты собираешься, Клод? Прошу не уходи, - испуганно проговорила
Эсмеральда, видя, что священник вновь накидывает плащ, который снял с себя,
поднявшись к цыганке.
- Ты слишком много дней провела без пищи. Так нельзя. Я скоро приду.
- Но на улице гроза. Подожди пока погода улучшиться.
- Дождь уже почти стих. Не переживай за меня.
Фролло подошёл к Эсмеральде и нежно поцеловал её в губы, затем поспешно вышел.
Он солгал, дождь лил как из ведра и сильный ветер едва не сбивал с ног. Но
Фролло ничего этого не замечал. В ближайшей таверне он купил немного вина,
свежего хлеба и фруктов. Под его тёмным плащом не была видна сутана, а потому
никому не пришла в голову даже мысль, что священник собора Парижской богоматери
может оказаться в такую ужасную погоду и в столь поздний час за пределами
церкви.
Цыганке казалось, что Клод отсутствовал целую вечность. На самом деле он
вернулся к ней менее чем через час. Вода тонкими струйками стекала с его одежды,
оставляя на полу маленькие ручейки.
Эсмеральда пыталась заставить Фролло снять свою мокрую сутану, но он прежде
желал накормить её, а уж потом заняться собой. Цыганке ничего не оставалось, как
согласиться. Только сейчас она поняла, насколько голодна. Та скромная еда, что
удалось раздобыть Фролло в столь короткий срок, показалась несчастной Эсмеральде
самой вкусной на свете. Время спустя Клод заставил её заснуть.
Дождь постепенно стихал. Гроза прекратилась.
Фролло разжёг очаг, что находился внизу, снял мокрую верхнюю одежду. Он молча
смотрел на пламя костра, думая об Эсмеральде. Клод вдруг отчётливо осознал, что
если бы с цыганкой что-то случилось за те дни, пока он отсутствовал, себе бы
этого священник никогда не простил. Пусть бы он окончательно погубил свою
бессмертную душа, обрекая её на вечные муки в аду, но со смертью Эсмеральды
завершилась бы и его жизнь…
Утро подкралось незаметно. Ветер разогнал дождевые тучи, и на землю вновь
устремились весёлые солнечные лучики, озаряя всё вокруг своим божественным
светом.
На рассвете Фролло поднялся к Эсмеральде и обнаружил её спящей. Он присел на
краешек постели и долго смотрел в её закрытые глаза. Казалось, от этого
пристального взгляда она проснулась. Бледность сошла с её смуглого личика,
здоровье вновь вернулось к ней. Она кинулась в объятия Клода, словно маленькая
нашкодившая девочка, будто всё ещё не веря, что Фролло больше не сердится на
неё.
Весь день Клод и Эсмеральда провели вместе и ни разу в голову священника не
пришли мысли о Боге и соборе Парижской богоматери, где уже начали всерьёз
беспокоиться из-за его отсутствия.
Ночь наступила неожиданно. Двое влюблённых, казалось, просто потеряли счёт
времени. Для них было важно лишь то, что они вновь могли упиваться близостью
друг друга, забыв обо всём на свете, утратив интерес к миру, будто бы его вовсе
и не существовало.

В маленькой комнате, охваченной ночной тьмой, горели три свечи. Их пламя
колебалось, вырисовывая на стенах и потолке причудливые тени. Казалось, в их
очертаниях можно было разглядеть силуэты двоих людей, хотя они и отражались
неточно и размыто. Вначале эти странные призраки лишь слегка переплетались в
неком порыве, понимание которого было подвластно только им. Они приближались и
вновь слегка отдалялись, обретая новую форму и меняясь до неузнаваемости. Пламя
свечей плясало всё сильнее, ещё больше искажая их. А потому, казалось, лишь
мгновение спустя они уже сливались во что-то трепещущее, но между тем единое и
неразрывно связанное. Силуэты теней колебались, словно двигались в такт танца
пламени. Его ритм то замирал, становясь едва уловимым, то, напротив, едва не
заставлял свечи стыдливо мигать, будто те могли случайно увидеть что-то
запретное и необъяснимое, понятное лишь тем нечётким фигурам, что вдруг застыли
в немой неподвижности, прекратив волновать беспокойное пламя. Призраки исчезли
так же неожиданно, как и появились. Свечи тихо потрескивали, словно обсуждали
что-то. Быть может, какая-то тайна открылась им этой ночью в том непонятном
соединении очертаний и силуэтов двух теней, взбудораживших их огонь, заставив
его волноваться в такт их движениям, едва не затушив его…

XXIII
Собираясь утром в собор, Клод как всегда завёл с разговор
Эсмеральдой. Они, казалось, болтали обо всём на свете и между тем ни о чём. Но
неожиданно, обсуждая какие-то мелочи, вспоминая что-то понятное только им, они,
сами того не желая, затронули судьбы тех людей, что казалось навсегда ушли из их
жизней.
- Знаешь, Эсмеральда, а ведь невеста Феба де Шатопер вышла замуж.
- И давно это произошло?
- Нет, кажется несколько дней назад.
- Уж не ты ли её венчал?
- Нет, в соборе Парижской богоматери есть и другие священники кроме
меня. По-моему, её новоиспечённый муж ничем не лучше капитана.
- Клод, скажи мне честно, ты рад тому, что Феб погиб? - вдруг спросила
Эсмеральда, так, что Фролло даже растерялся.
- Да, - сказал он после некоторого раздумья. - Это, конечно, очень
жестоко, но я рад его смерти. Феб причинил слишком много страданий тебе и мне, а
потому я не испытываю к нему ни какой жалости. Он получил то, чего действительно
заслуживал.
- А Квазимодо?
- Что Квазимодо?
- Ты любил его?
- Он же был моим приёмным сыном. Я жалел его…
- Но любил ли ты его как сына?
- Нет… Помнишь ли ты, что сказал Гренгуар, когда мы все вместе плыли на
лодке по Сене? Пока я спасал тебя, Квазимодо сбросил с собора богоматери моего
единственного брата, моего любимого Жеана…
- Прости, Клод, тогда я ненавидела тебя и всех тех, кто был связан с
тобой. Мне очень жаль, любимый. Мне больно, что именно Квазимодо совершил этот
ужасный поступок… А не видел ли ты Гренгуара?
- Нет, по правде сказать, я и не искал встречи с ним. Он, кажется,
похитил твою козу? Ты скучаешь по ней? Как же её звали? Джали?
- Нет, не скучаю. А звали её именно так. Зачем она мне теперь? Я
изменилась. Теперь меня волнует совсем другое. Мне кажется, что за эти несколько
месяцев, что я провела вместе с тобой, я повзрослела на несколько лет. Надо
оставить воспоминания о моём странном прошлом, в котором я ненавидела тебя. Моё
будущее теперь неразрывно связанно с тобой, любимый, и это главное для меня.
Эсмеральда и Фролло замолчали, каждый думал о чём-то своём. Внезапно цыганка
заговорила вновь:
- Клод, я плохо себя чувствую вот уже несколько дней.
- Что ты имеешь в виду? У тебя что-то болит? - забеспокоился Фролло. -
Это, наверное, из-за того, что ты так плохо заботилась о себе последние дни. Ну,
зачем ты так долго морила себя голодом?
- Нет, у меня ничего не болит, но кружится голова по утрам. И это
началось ещё неделю назад. Порой мне совсем не хочется есть и меня тошнит. Клод,
мне очень плохо.
- О, Боже! Ну конечно… О, Боже! Зачем было изучать медицину в Сорбонне,
если теперь я так плохо в ней разбираюсь, и не догадался сразу о том, что с
тобой происходит, любимая? - вскричал священник, обнимая Эсмеральду и целуя её,
- Знаешь ли ты, что это означает? У нас скоро будет ребёнок! Понимаешь? О,
Господи, чем я могу отблагодарить тебя за это?! Видимо, это произошло меньше
месяца назад… - в задумчивости проговорил он, - в ту ночь или… ну да это не
важно, - Послушай, теперь ты должна лучше заботиться о себе, мой ангел, -
прошептал Фролло, целуя цыганку. - О, как бы я хотел остаться с тобой сегодня,
но меня уже наверняка заждались в соборе. Я должен идти. Но я скоро вернусь,
дитя моё.
Клод покинул Эсмеральду, не смотря на то, что она всеми силами сопротивлялась
этому, но выбора у неё не было – Фролло всё ещё был священником.
После того, как Клод ушёл, цыганка вдруг отчётливо ощутила своё одиночество. Вот
уже несколько месяцев подряд она не оставляла дома, куда привёл её священник. И
вдруг неожиданно она решилась на то, чтобы выйти на улицу, хотя архидьякон и
умолял её не покидать дома. Но что-то словно заставило её сделать это…
Эсмеральда надела новое платье, что недавно подарил ей Фролло, заплела свои
непокорные волосы в тугую косу и вышла на улицу. Сейчас она совсем не походила
на ту юную танцовщицу, что осмеливалась плясать перед собором Парижской
богоматери, пленяя прохожих своей красотой. Она была всё также прелестна, но уже
совсем не похожа на цыганку, её движения стали более спокойными и размеренными.
Теперь она казалась молодой горожанкой, лишь от скуки решившейся прогуляться по
Парижу.
День выдался просто чудесный, и Эсмеральда искренне радовалась тому, что хоть на
время оставила дом, уже порядком ей надоевший. Она бродила по улицам и переулкам
города, совсем не заботясь о том, куда идёт. Эсмеральда думала, что если Клод не
ошибся, то очень скоро она станет матерью и всё в её жизни изменится.
Но вскоре цыганочка оказалась на Гревской площади. Воспоминания ледяной волной
нахлынули на неё. Все страхи, которые Эсмеральда думала навеки погребёнными
где-то в самых глубинах её души, вновь вылились наружу.
Было ещё раннее утро, прохожих было совсем мало, но цыганку это не радовало.
Неожиданно она захотела вновь окунуться в тот мир, который, казалось, навсегда
покинула – она хотела веселиться и петь, танцевать перед ликующе толпой и не
бояться, что её за это осудят. Из грёз Эсмеральду вывел чей-то голос,
доносящийся откуда-то неподалёку. Вдруг молодая женщина ощутила прикосновение к
своему запястью чьей-то холодной руки. То была Гудула – затворница Роландовой
башни.
- Опять ты здесь, мерзкое египетское отродье! - вскричала вретишница. -
Надо же, как разрядилась, цыганская блудница! Ты думала, что я тебя не узнаю? Но
нет, я узнала тебя, цыганка! Хоть ты и одета теперь как настоящая парижанка, но
я узнала тебя, мерзкая плясунья.
- Отпустите меня, прошу! Что я вам сделала?
- Что ты мне сделала, мерзавка? Ты цыганка и быть может, именно твоя
мать украла у меня моего ребёнка. Мою маленькую Агнессу.
- Умоляю вас, сжальтесь надо мной. Отпустите меня. Я сама жду ребёнка.
Прошу вас, не губите меня и его!
- Ты ждёшь ребёнка, дочь сатаны? Это ведь ты соблазнила архидьякона
собора Парижской богоматери? Я знаю, вы были вместе на Гревской площади однажды
утром. Я видела вас вместе, но мне никто не поверил. Все подумали, что я сошла с
ума. Быть может и так, но сейчас это не важно. Ты умрёшь, мерзавка, вместе со
своим ребёнком. Тот священник и есть его отец, дьявольское ты отродье?
- Нет, не губите меня и Клода, умоляю вас!
- А-а-а, так вот значит, как зовут твоего любовника! Что ж, скоро здесь
соберутся люди и казнят тебя за твои прегрешения. А его ждёт костёр! - сказав
это, Гудула разразилась ужасным смехом, в котором, казалось, не было ничего
человеческого.
- Что я наделала, любимый? - шептала Эсмеральда плача. - Я погубила нас.
Клод, я погубила нас…
- Что ты там бормочешь, презренная тварь?! Уж не молишься ли самому
дьяволу? - кричала затворница, крепко впиваясь своими руками в хрупкую ручку
несчастной цыганки так, что её нежные пальчики побелели. - А знаешь ли ты, что у
меня была дочь? Маленькое нежное создание.
- Я знаю, знаю! Но я её не похищала!
- Замолчи, мерзавка! Вот посмотри на её башмачок. Не правда ли, он такой
миленький? Посмотри, цыганка, какая маленькая была ножка у моей Агнессы!
Посмотри же, мерзкая тварь!
- Башмачок? Прошу вас, покажите мне его поближе! - взмолилась
Эсмеральда, пытаясь одной свободной рукой достать что-то из своего маленького
карманчика на юбке.
Железные прутья решётки башни больно царапали плечико Эсмеральды, а в тонкое
запястье её ручки впивались острые ногти Гудулы, но цыганка ничего этого не
замечала. Наконец ей с трудом удалось достать из кармана маленькую зелёную
ладанку, с которой она никогда не расставалась, хотя и не надевала больше на
шею.
- Что ты там ищешь у себя, гадкая египтянка? Твои амулеты тебе не
помогут!
Неожиданно Эсмеральда извлекала из ладанки крошечный башмачок, точно такой же,
что сжимала в своих костлявых руках безумная затворница. Увидев его, Гудула
издала дикий вопль.
- О, доченька моя! Моя Агнесса, так это ты?! А я ведь едва не погубила
тебя!
- Матушка? О, разве такое возможно? Матушка!
Обе женщины зарыдали, поддавшись чувствам. Они хотели обнять друг друга, но
шершавые прутья башни мешали им сделать это.
Неожиданно Гудула заговорила вновь:
- Доченька, тебе ведь нужно бежать! Смерть поджидает тебя на этой
площади! Беги скорее отсюда!
- Нет, без вас я не уйду!
- Что ты такое говоришь, глупенькая?! Главное, что Бог сжалился надо
мной и я, наконец, нашла тебя. Теперь я знаю, что ты жива, а большего для матери
и не нужно. Я уверена, что ты будешь счастлива с тем священником из собора, что
спас тебя однажды утром от королевских солдат. Ты ведь теперь с ним? Я не выдам
вас. Беги, Агнесса, беги!
- Нет, - твёрдо ответила Эсмеральда. - мы покинем площадь вместе!
С этими словами молодая женщина кинулась ломать прутья старой башни. Но это ей
никак не удавалось. Видя упорство своей дочери, Гудула также схватилась за
решётку. Но у них всё равно ничего не выходило – прутья лишь трещали, хотя и не
поддавались. Тогда затворница схватила огромный камень, что лежал в дальнем углу
её кельи, и с нечеловеческой силой ударила им по решётке. Один из прутьев со
звоном отлетел в сторону и упал на мостовую. Проход был свободен. Эсмеральда
помогла своей матери выбраться наружу. Когда это, наконец, произошло, обе
женщины бросились прочь от Гревской площади. Эсмеральда рассказала матери о
доме, где теперь жила. Туда-то она и отвела Гудулу. Оказавшись в безопасности,
они, наконец, дали волю чувствам. Мать и дочь крепко обнялись и принялись
целовать друг друга. Эсмеральда подарила затворнице новую одежду взамен её
грубого вретища, причесала её волосы. И незаметно Гудула из безумного создания
превратилась в обычную женщину, не пугая больше своим видом юную цыганку.
Эсмеральда рассказал матери о своей жизни, с любовью говоря о Клоде и тех
месяцах, что они провели вместе. Мать же в свою очередь поведала ей о себе.
День подходил к концу. Эсмеральда с нетерпением ожидала своего любимого. С
наступлением сумерек пришёл Клод Фролло. Цыганка встретила Клода в дверях, нежно
обнимая и целуя его. Гудула в это время сидела в дальнем углу комнаты и молча
наблюдала за ними. Священник же её не видел.
- Эсмеральда, любимая моя, - прошептал архидьякон, слегка отстраняясь от
цыганочки, - я сегодня весь день думал о тебе, о нас, о нашем ребёнке, - с
нежностью добавил он, прикасаясь ладонью к её животу. - Как ты себя чувствуешь?
Весь день я не находил себе места. Как я хотел прийти к тебе пораньше, но
приехал епископ Парижский и испортил все мои планы. У меня было какое-то
неприятное предчувствие. С тобой сегодня ничего не произошло? Ну что же ты
молчишь, дитя моё? - удивлённо проговорил Фролло, глядя на улыбающееся лицо
Эсмеральда. - Знаешь, мне доложили, что затворница Роландовой башни куда-то
пропала. И как ей удалось выбраться оттуда? Решётка была разломана, а свидетелей
этого происшествия не оказалось. Народ думает, что это происки самого дьявола.
Надо заметить, это глупо. А ведь вретишница очень опасна для тебя и меня. Она
видела нас вместе, и я благодарю Господа, что ей не поверили, когда она заявила
властям об этом. Эсмеральда, ну что же ты молчишь? Да что произошло, в конце
концов?
- Я нашла свою мать, - сияя, заявила молодая женщина.
- Что? Как это произошло? Ты выходила на улицу? Вот почему я так
переживал за тебя. Я словно чувствовал это. Ну, расскажи же мне, что произошло,
- проговорил Клод, беря тонкие ручки Эсмеральды и целуя их.
Внезапно он увидел на них глубокие царапины.
- Что это Эсмеральда, отвечай?! Довольно молчать!
- Не обращай на это внимания, мне не больно. А моя матушка здесь.
- Здесь? Но где именно?
- Вот, - проговорила Эсмеральда, указывая в дальний конец комнаты, где
тихо сидела вретишница.
- Гудула? - удивлённо прошептал Клод. - Эсмеральда, что ты наделала? -
вскричал Фролло.
- Клод, не пугайся! Её зовут не Гудула, а Паккета Шантфлери.
И, наконец, юная цыганка поведала священнику историю своей матери. Фролло не мог
поверить в то, что рассказывала ему Эсмеральда, настолько это казалось странным
и неправдоподобным. Но два одинаковых башмачка, что он держал в своих руках и
записочка, которая хранилась у цыганки, говорили об обратном. А вот, что
говорилось в том послании: «Ещё один такой найди, и мать прижмёт тебя к груди».
Сомнений быть не могло, цыганка действительно обрела свою мать, которую уже на
протяжении многих лет искала.
- О, Господи, столько событий за один день! Возможно ли это? -
проговорил Клод в задумчивости. - Итак, Париж мы покидаем все вместе через
четыре дня.
- О, Клод, так скоро. Благодарю тебя, - прошептала Эсмеральда, с любовью
обнимая Фролло.
- Да, мне, наконец, удалось уладить всё, что было нужно. Знаешь ли, у
меня есть два поместья – Тиршап и Мулен, но ими сейчас распоряжается мой сюзерен
Луи де Бомон. Мне лишь нужно было собрать определённую сумму денег, чтобы
выкупить их. Я хотел сделать это для брата, но Жеан теперь мёртв, а мы скоро
покидаем Париж, так что эти поместья мне больше не понадобятся. Но зато я
накопил достаточно денег за несколько лет, когда ещё не думал, что буду вынужден
распрощаться с этим городом. Так что теперь мы спокойно можем уехать куда-нибудь
и купить там большой дом. Эсмеральда, мы обвенчаемся, и наш ребёнок родится в
законном браке. Для меня это очень важно.
- Любимый, но разве это возможно, чтобы нас обвенчали, ведь ты
священник?
- Об этом никто не должен знать, в противном случае нам никогда не быть
вдвоём.
- Но быть может, нам стоит отправиться в Реймс? Это мой родной город, да
и Агнесса там родилась, - неожиданно вмешалась в разговор Гудула.
- Это исключено, - холодно ответил Фролло.
Конечно, Клод был рад тому, что его любимая, наконец, нашла свою мать, но в
глубине души он злился на затворницу, словно ревнуя Эсмеральду к ней, ведь
теперь они реже смогут быть наедине.
- Реймс расположен слишком близко от Парижа, - продолжал он, - для нас
это опасно. Нам следует уехать намного дальше. По крайней мере, туда, где нет
приходов, которые пока ещё мне, как архидьякону, подчиняются. В противном
случае, меня могут узнать. А тогда мы все погибнем.
- Матушка, пусть Клод сам решает, куда нам отправиться. Он знает это
лучше нас.
- Конечно, доченька моя. Монсеньёр, простите, что посмела давать
необдуманные советы, - искренне извинилась Паккета.
- Что ж, забота о предстоящем путешествии лежит на мне, а вам об этом
беспокоиться не стоит, - сказал Клод, обращаясь к Гудуле и её дочери. - Уже
давно наступила ночь. Всем пора отдыхать, особенно тебе, дитя моё, - проговорил
священник, целуя Эсмеральду.
- А где же матушка будет ночевать сегодня? Ах, да, я знаю. У нас же есть
большой мягкий тюфяк, который я видела в кладовке.
- Доченька, не беспокойся обо мне. Я столько лет спала на холодном полу,
подкладывая под голову камень, что нет ничего страшного, если я посплю сегодня
на голом полу в этой комнате.
- Ну что ты, мы постелим тебе наверху.
Если бы Эсмеральда удосужилась посмотреть на Клода в тот момент, когда она
произносила эти слова, то его взгляд заставил бы её усомниться в правильности
своего решения.
- Нет, Агнесса, то ваша спальня и мне там делать нечего. Я останусь
здесь. Мне есть о чём подумать этой ночью.
- Ну что ж, как хочешь матушка.
- Так получается, что Эсмеральда вовсе не цыганка, - вдруг проговорил
Клод, как бы размышляя вслух.
- Да, господин, она француженка, как вы и я.
Это сравнение определённо не понравилось Фролло. Всё-таки его происхождение
давало о себе знать. Он был дворянин, и это обязывало ко многому. Но он с
усилием подавил в себе отвращение к Гудуле, поскольку она была матерью
Эсмеральды, и с этим приходилось считаться.
- А я ведь теперь знаю, куда делся тот кошмарный уродец, которого
подкинули тебе, Паккета, вместо твоей дочери. Это не кто иной, как мой покойный
звонарь Квазимодо. Всё сходится. Когда я усыновил его, ему было около четырёх
лет, привёз этого несчастного ребёнка в Париж епископ Реймсский. И был он так
ужасен, что вряд ли на земле найдётся ещё одно такое чудовище. Выходит, что
он-то как раз был цыганом. А все думали, что это Эсмеральда египтянка. Но теперь
это не уже важно.

X XIV
Спустя два дня произошли события, о которых нельзя было предположить заранее, но
которые странным образом повлияли на дальнейшую судьбу Клода Фролло де
Молендино, Агнессы Шантфлери и её матери.
Весь день стояла пасмурная погода и свинцовые тучи, низко нависнув над городом,
казалось, вот-вот готовы были пролиться потоками ледяного дождя, заполняя собой
всё кругом. Эсмеральде не здоровилось с самого утра. Какая-то внутренняя тревога
не покидала её с того момента, когда Клод Фролло как обычно покинул её и
отправился в собор Парижской богоматери. Все те дни, что архидьякон тайно жил с
Эсмеральдой, он словно ходил по острию ножа, разрываясь между церковью и
маленьким неприметным домиком на окраине Парижа. Но Господь берёг священника от
ужасных несчастий и нелепых случайностей. Фролло был так осторожен, что никому и
в голову не могла прийти даже мысль, что вот уже много недель подряд архидьякон
не ночевал в свой монастырской келье, проводя всё это время подле беглой
цыганки.
Эсмеральда медленно собирала вещи, готовясь к тому, что через пару дней она
навсегда покинет Париж и уедет куда-то со своим любимым и матерью, с которой уже
никогда не хотела расставаться.
Неожиданно в дом буквально влетел Клод. Он был чем-то всерьёз встревожен или
даже напуган. Предвидя возможные вопросы со стороны Эсмеральды и Паккеты, он сам
принялся рассказывать о том, что сейчас происходило в городе.
- В Париже поднят мятеж. Помнишь, неделю назад я говорил тебе,
Эсмеральда, что в городе неспокойно? Я был прав. Видимо, народу надоел произвол
городских судей во главе с Парижским прево. Толпы бродяг громят их дома. Спешно
стягиваются войска к центру Парижа. Беспорядки разливаются по городу, словно
морские волны. Кажется, им чем-то не угодил и епископ Парижский. Лучшего момента
для нашего побега не найти. Эсмеральда, Паккета, собирайтесь скорее, мы уезжаем.
Сейчас нам будет легче затеряться в толпе прохожих, снующих по улицам. Главное
добраться до предместий, а дальше мы свободны. В ближайшей деревне нас ждёт
карета, запряжённая выносливыми лошадьми. Ну же, собирайтесь, нельзя терять ни
минуты. Любимая, оденься теплее, на улице может начаться дождь, а некоторое
расстояние нам придётся идти пешком. Если ты устанешь, то сразу скажи мне об
этом, я понесу тебя на руках.
Не прошло и получаса, как все были готовы. Клод Фролло сменил свою сутану
архидьякона на дорожное платье. Взяв немного еды на первое время и сменную
одежду, священник, его юная спутница и её мать покинули дом, бывший им некогда
убежищем.
Трое путников осторожно пробирались в сгустившихся сумерках по встревоженному
Парижу. Не встретив на своём пути преград, они благополучно достигли пригорода и
направились дальше, углубляя в поля, окружавшие Париж…

XXV
Городские беспорядки утихли так же неожиданно, как и начались. Парижский народ
за одну ночь лишился нескольких судей, даже не заметив этого. Взбунтовавшаяся
людская масса врывалась в дома богатых вельмож, круша всё на своём пути.
Несчастных людей выгоняли на улицу на посмешище толпы в той одежде, в какой их
застигали посреди ночи разъярённые бедняки. К утру всё неожиданно прекратилось.
И снова жизнь покатилась своим обычным чередом без особых происшествий и
волнений. Было удивительно лишь то, что в туже ночь пропал один из священников
собора Парижской богоматери – архидьякон Жозасский. Болтливые кумушки, как
всегда считавшие себя всезнающими, с пеной у рта утверждали, что это мерзкий
поп-чернокнижник сбежал из города с какой-то блудливой бестией и живёт теперь
припеваючи в одной из провинций Франции. Но вот почтенные граждане утверждали,
что несчастный священник, скорее всего, погиб от рук каких-то разбойников, что
так неожиданно устроили мятеж в Париже. Тело достопочтенного отца Клода так и не
нашли, но это было и не удивительно, мерзкое воровское отродье наверняка
выкинуло его в Сену, предварительно хорошенько обчистив кошелёк. Но как события
происходили на самом деле, так никто и не узнал …

XXVI
Через пару недель в одну из дальних провинций Франции приехал некий человек со
своей невестой и её матерью. Он был высокого роста, широкоплечий и смуглый. Это
был ещё молодой мужчина, хотя и намного старше своей почти юной прелестной
спутницы. Звали этого незнакомца Клод де Лапьерр. Он оказался дворянином и к
тому же вполне богатым. Приобретя красивое небольшое поместье в одном из
живописнейших мест Франции, он поселился там со своей будущей женой и пожилой
женщиной, на которую его красивая невеста была очень похожа. Вскоре они
обвенчались.

Клод Фролло де Молендино, так неожиданно исчезнув в Париже, вовсе не канул в
небытие, напротив он был жив и здоров и понятия не имел о неких разбойниках,
которые на него якобы напали. Благодаря сану архидьякона и доступу к
церковно-приходским книгам, священник нашёл себе новое имя и обзавёлся иным
прошлым, нежели то, что он имел. Он раздобыл себе документы на имя Клода де
Лапьерр и в одночасье превратился в другого человека, который понятия не имел о
церковных обетах, длинных мессах и исповедях прихожан. Вот так неожиданно
господин архидьякон Жозасский превратился из священника в мирянина, не подвергая
себя осуждению и опасности.
Наконец-то Клод Фролло обрёл своё долгожданное счастье в семейном кругу, который
лишь иногда потрясали невзгоды, а беды и вовсе обходили стороной. Хотя не стоит
кривить душой, одно несчастье всё-таки выпало на его долю, но относилось оно
скорее к его любимой жене, нежели непосредственно к нему самому: спустя год
неожиданно скончалась Паккета Шантфлери, что стало настоящим ударом для юной
Агнессы де Лапьерр, но благодаря любящему мужу она вскоре забыла своё горе и
радость жизни вновь вернулась к ней.

В маленькой уютной беседке, оплетённой дивными вьющимися растениями, сидел
мужчина. Его молодая прелестная жена находилась подле него, наслаждаясь вечерней
прохладой и присматривая за их маленьким сыном, который ползал по зелёной траве,
срывая головки красивых цветов и спугивая маленьких разноцветных бабочек, что
порхали вокруг…

Разве мог суровый священник, блюститель душ архидьякон Жозасский хотя бы
предположить, что его дальнейшая судьба по воле Провидения сложиться именно так?
Конечно же, нет! А зря…

Back