Глава 1.

Время подходило к семи вечера, а артистов все не было. И дернуло же метра Пьера Гренгуара напечатать афиши, размножить билеты, развесить рекламные щиты по всему Парижу... Что бишь на них было написано ? "Только сегодня и только у нас ! Лучшая моралите всех времен и народов ! Певцы, актеры, танцоры, клоуны, под конец - фейрверк и бесплатное вино всем желающим !!!!!!!!!!!" Вот и прибежали желающие, всю соборную площадь запрудили... Кричат теперь "Мистерию ! Мистерию !" А какая может быть мистерия, если ни певцов, ни актеров, ни клоунов, ни пиротехников, ни даже официантов не устроила бутылка лучшего французского вина в качестве платы за выступление ? Видимо, не надо было им предлагать в контракте одну бутылку на всех... А народу все больше и больше, не начнешь работать - закидают помидорами, а то еще и побьют, не посмотрят, что карате увлекался, против такой толпы никакое карате не поможет...
Вобщем, поэт откашлялся и запел. Стихи собственного сочинения. Голосина у него была нешуточная, благо натренированная, вот только зрителей мало вдохновляла. Что делать ? Они же теперь люди культурные, им Паваротти подавай, Доминго, Каррераса, причем непременно у Эйфелевой башни, а отнюдь не на Сите... Не переставая петь, поэт окинул толпу испуганным взглядом, и в руках некоторых школяров уже заметил помидоры... Реакция менестреля была мнгновенной: "Эй, эй, эй, вы учтите, что конец света наступит в двухтысячном году !!!!!!!!!" А вот такие нострадамовские замашки парижане любят. Сразу же засвистели, завизжали, захлопали, начали деньги в шапку кидать. Два часа где-то еще поапплодировали и потихоньку разошлись.
"Мама мия, сколько же я собрал?" - мелькнуло в голове Гренгуара, но ответить на этот вопрос он, увы, не успел. На площадь пришли голодные и продрогшие бомжи, то есть, они бомжи у нас, а у французов - санпапьеры. Название старое, происхождения его никто не помнит, ну и мы не будем лишний раз напрягать серые клетки. Эти санпапьеры весь день мотались по городу, пока один из них не вспомнил про какое-то старое-престарое право убежища, которое вроде бы можно получить в Соборе. А так как Нотр Дам был ближайшим к месту последней стоянки, то все нищие, бездномные, калеки и иже с ними отправились на Сите, где и обнаружили довольно интересного мужчину в синем теплом пальтишке, с любопытством разглядывавшего содержимое шапки-ушанки. Испугавшись (и вполне справедливо) за свое пальто и бросив шапку с ее содержимым, поэт предпочел ретироваться.
Хотя, шапку мог и забрать - в этот раз санпапьерам не было никакого дела ни до Гренгуара, ни до его шапки, ни до его жалких евро, ни даже до его пальто. Их интересовало право убежища.
Да, забыла сказать, что у санпапьеров этих, как и у любой другой компании, был предводитель. Довольно оригинальный персонаж. И вот этого предводителя, Клопена, все слушались и доверяли ему переговоры с вышестоящими органами, будь то жандармерия или простые горожане.
Итак, санпапьеры с Клопеном собрались на площади перед собором и стали решать, что им делать дальше. - "Ну, и где это право убежища ?" - пробасил один санпапьер. - "Может, нам в ворота бревном постучаться ?" - интеллигентно поинтересовался другой. - "Молчать !!!! Здесь нужно действовать дипломатически. Вон идет священник, сейчас я с ним поговорю и он нас пустит. Учитесь, пока я молод !" - заявил Клопен и, не теряя ни минуты, пошел на контакт с тщетно пытавшимся проскользнуть мимо человеком в черном. - "Товарищ, камрад, мсье, или как вас там, пустите бедных, оборванных, голодных, бездомных, замерзших, у вас пожить... Asile, а ?"
Но человек даже не посмотрел на из всех сил старавшегося сделать несчастное лицо Клопена и молча прошел в собор. - "Так, вот это уже нагло! Это расовая дискриминация !" - моментально закипятился главный санпапьер - "Или он глухой ? Так, санпапьерчики мои, голодные, бездомные, оборванные, давайте-ка крикнем ему все вместе, чтобы услышал ! Asile ! Asile ! Asile ! Да что я, один надрываться должен ??? А, ну и ладно ! Asile ! Asile ! Asile ! Asile !Убежище, урод ! Или ты французского не понимаешь ?"
Тут Клопен ошибался. Архидьякон Собора Парижской Богоматери Клод Фролло прекрасно знал французский, английский, латынь, греческий, ну и еще пару-тройку десятков других языков, кроме того, обладал прекрасным слухом и голосом - не зря же мама в свое время отдала его в церковный хор... Фролло отлично слышал вопли бесновавшегося у подножия Собора Клопена, и не теряя времени даром, уже звонил знакомым жандармам в жандармерию. Жандармы приехали моментально, тем более, что священник во всех красках рассказал им, что какой-то негр орет во всю глотку о каком-то азиле (а он и сам не знает, что это такое) и уже перебудил не только Сите, но и все дома вокруг острова.
У жандармов тоже был свой предводитель. Вот только не комиссар, как положено, а капитан. Наварро в ту пору подхватил простуду, сидел дома, и попросил поехать на вызов молодого коллегу. Коллега этот был, хоть и молод, но уже в чине капитана, и занимался патрулированием улиц. Звали его Феб Фебусович Шатоперов.
Прибыв на площадь, менты, копы, фараоны (называйте, как хотите), подбадриваемые не очень цензурными выкриками Феба, быстренько разогнали санпапьеров, и хотели уже загрузить их всех в каталажку, как вдруг среди нищих, бездомных, голодных и т.д. капитан Феб увидел интересную девушку. А до подобных интересных девушек Шатоперов был охоч, сыграли тут свою роль его армянские корни. Естественно, он сразу же забыл про нарушителей спокойствия, жандармов, простуженного Наварро, невесту, прочие житейские будни, и начал подкатываться к очаровательной представительнице санпапьеров. - "Мадмуазель, вы конечно извините, но что вы делаете среди всех этих нищих, бездомных, голодных и т.д. ?" "Я???? Ой, да я такая бедная, несчастная, даже никто не знает, откуда я.. А я..."Тут цыганка начала рассказывать всю свою биографию, на которую время тратить не очень хочется. Скажем только, что о происхождении роковой цыганки Эсмеральды никто толком действительно ничего не знает. Одни говорят - из Андалузии, другие - из Египта, третьи уверяют, что она вообще не цыганка, а француженка из Реймса. Но это, собственно, не так уж важно.
Пока Эсмеральда жаловалась первому встречному, то есть знойному капитану, на свою несчастную жизнь, Феб, уже порядком уставший от подробностей ее биографии, начал выискивать среди оставшихся санпапьеров других более-менее интересных девушек, но никого не нашел, и хотел только вернуться к уже заканчивавшей свой рассказ цыганке, как вдруг услышал: - "Фебусик !!! Ах вот ты где, лапочка !!!!!!! Вот ты где, солнышко !!!!!!! Вот ты где, соловушка !!!! Вот ты где, котик !!!!!!!". Это была его невеста, и ее тоненький голосок моментально вернул Шатоперова с неба на землю. Да и Клопену уже надоело смотреть, как его названная сестра прыгает перед каким-то фараоном. Он отвел Эсми подальше от капитана с невестой и начал читать нотацию - уже сто пятьдесят восьмую с момента смерти ее матери. - "Видишь ли, Эсми, я на тебя не ору, я вообще человек тихий, но если ты еще раз посмотришь на ЭТОГО - так, на меня смотреть, когда я с тобой разговариваю !!!!!! - я тебя... нет, я его... если меня никто не опередит... Видишь ли, мужчины хотят исключительно одного..." и так далее, и тому подобное. Завершив нотацию, Клопен взял подмышку уже засыпавшую Эсми и утащил с площади.
А вот Фебу не повезло - он остался с невестой. Вобщем-то Флер-де-Лис была неплохой девушкой - милая, покорная, образованная, из высшего общества - но вот только абсолютно не во вкусе ее жениха. Пока же она об этом не догадывалась и парочка мило обменивалась комплиментами, обсуждая будущую свадьбу, количество гостей, которых надо пригласить, рецепт свадебного торта, и прочие сентиментальные финтифлюшки. Долго сидеть на площади им не пришлось, потому что вскорости туда с шумом и гиканьем прибежала целая толпа, собравшаяся прямо перед Собором, чтобы отметить старинный парижский праздник. А какой праздник без поэта? И Гренгуар, соскочив с каменных ступенек Сакре-Кер, на которых было уже собрался ночевать, прибежал на Сите. На площади он всунул Фебу шапку с деньгами и тем самым убедил его патрулировать где-нибудь в другом месте, и, решив заниматься единственным делом, которое ему по зубам, начал распоряжаться.
"Кхе-кхе, значит мы сделаем так... Ну слушайте же меня ! Эй !!!!!!!!!! Ну мне что, опять петь ??? Ну ладно..."
Поэту действительно пришлось снова напрягать свои связки, бегать и прыгать по площади, иначе его тихий интеллигентный голос никто просто не мог расслышать. А вот пение - пожалуйста, это компашка, собравшаяся выбирать папу шутов под чутким Гренгуаровым руководством, даже очень любила и ценила. Итак, только засчет максимального напряжения голосовых связок, прыжков, прогулок и танцев Гренгуару удалось как-то систематизировать действо. "Значит так: вы - туда, вы - туда, а вы - по центру, будете корчить рожи, и кто скорчит самую страшную, тот будет ПАПА ШУТОВ !!!!!!!!!!!"
Поэт бегал по площади, крича на все Сите "La fete des fous" для тех горожан, кто проснулся и не мог понять, что за шум творится около Собора, и таким образом сумел собрать не только достаточное количество кандидатов в папы, но и несколько кучек зрителей. Отбегав и откричав 30 минут и будучи совершенно не в состоянии орать что-то еще, Гренгуар устало приземлился на входные ступеньки Нотр-Дама, преградив тем самым дорогу очередному желающему стать папой шутов. Так как из-за мощной спины поэта, загородившей весь дверной проход, выйти на площадь было совершенно невозможно, кандидат тихонечко столкнул тяжело дышавшую преграду со ступенек. По привычке завопив "Папа шутов!!!!!!!" Гренгуар уже было собрался выбить обидчику зуб, но тут его озарило: "Ой, а кто это у нас ??? Вот урод, ну ей-богу !!!!!! Еще и сутулый!!!!!!! Горбатый, кривой и хромой !!!!!!!!!! Короче вот ты папой и будешь !!!!!!!! Слышишь ? Папой ! Ну ты что, глухой ? Тогда читай по губам: l-e p-a-p-e d-e-s f-o-u-s !!!!!!!!!"
Новоявленного папу шутов действительно нельзя было назвать красавцем. Несмотря на свой рост в метр 96 см., он передвигался, согнувшись под углом 90 градусов и хромая. Кроме того, у него был горб. Да и голос его особой красотой и мелодичностью не отличался... Но что поделаешь, таким уж уродился Квазимодо, звонарь Собора Парижской Богоматери, единственное существо, на которое тогда Клоду Фролло было не плевать с высокой башни.
Ко всему прочему, Квазимодо был глух, поэтому понятия не имел, что происходит на площади. Просто среди зрителей, собранных Гренгуаром, он увидел несколько санпапьеров и моментально проснувшуюся от Грининых воплей Эсмеральду, к которой наш звонарь уже давно неровно дышал. И как окажется позже, не он один... Итак, когда Квази вышел из Собора, его посадили на носилки, нацепили корону (тиары под рукой не оказалось), а тут еще подбежала Эсми и осыпала чем-то блестящим. Вобщем, радость, да и только ! И на радостях Квазя начал петь... Хрипло и немузыкально.
Только этот Квазин рев смог разбудить Фролло, который все это время, вызвав жандармов, спал как убитый. Да, можно, конечно, его пожалеть: вроде санпапьеров разогнали, все тихо мирно, лег спать и вдруг до боли знакомый голос: "Ты полюбишь меня, Эсмеральда ? Но тебе все равно, что меня выбрали папой шутов..." Это еще что такое ? Какой из этого звонаря папа ? Архидьякон моментально вскочил с постели, нацепил сутану и выскочил на площадь.
То, что произошло далее, было настолько молниеносным, что даже никто не смог сообразить, в чем дело. Но уже через минуту корона с Квази была сорвана, а Фролло уже в который раз втыкал санпапьерам, что им, а особенно Эсмеральде, тут делать нечего. Его эмоциональная речь сопровождалась настолько резкими жестами и определениями, что Эсми просто плюнула и ушла, а вместе с ней и все остальные участники и зрители, которым архидьякон обломал кайф.
Но Клоду и не нужны особо были все эти шуты. Он хотел поговорить с Квазимодо. - "Значит так - завел он беседу - меня уже достала эта Эсмеральда, не буду повторять, что она из себя представляет. Ее нужно изолировать от общества, заточив где-нибудь подальше. Короче, ты ее похитишь, а потом уж моя забота" "Да ты что!!!!!!!! Еще спрашиваешь!!!!!!!!!! Да ты ж меня вырастил !!!!!!!!!!! Да я!!!!!!!!!!! За тебя!!!!!!!!!!! На амбразуру!!!!!!!!!! Все сделаю !!!!!!!" Окончание Квазькиной тирады выслушала пустота. Странный человек был этот архидьякон.

Глава 2.

Парижские ночи отличаются от парижских дней только одним - температурой. То есть, если днем в теплом плаще еще можно гулять, не рискуя замерзнуть, то ночью это практически нереально. Не замерзнуть в плаще. Поэтому, своевременно ретировавшись с Соборной площади, Гренгуар первым делом пошел искать чего-нибудь потеплее: охапку соломы, матрас, а может и вообще какой-нибудь заброшенный домик, желательно с растопленной печью и накрытым к ужину столом. Но ни дома, ни матраса, ни соломы поэт не нашел, а натолкнулся на Эсмеральду, тоже в срочном порядке покидавшую площадь. «Хм, если я пойду за этой девушкой, может, найду маленький домик, русскую печку, пол деревянный, лавку и свечку, а может и домашние животные у нее есть... козы например...» - подумал поэт и направился за цыганкой. Только не надо думать ничего плохого - Гренгуар просто любил домашних животных, особенно коз.
А чтобы идти не было скучно, поэт по пути философствовал о Париже, об улицах, о ночи... Его приятные размышления прервал какой-то визг, шум, вобщем полная неразбериха через два квартала. Услышав до боли знакомый приятнейший тенор «Я капитан и мне поручено охранять покой всех горожан и горожанок» поэт счел за лучшее свернуть в какой-нибудь соседний переулок.
Лучше бы он этого не делал, потому что этот переулок привел Грини к санпапьерам. Причем абсолютно не вовремя. - «Так, кто это у нас тут ?» - заголосил уже малость подвыпивший Клопен - «Поэт Гренгуар ! Какими судьбами ? Ах, тепленького искали ? Ну будет вам тепленькое ! В мешок его!»
Может, для кого-нибудь пребывание в мешке, подвешенном на высоте 10 метров от земли, и могло бы стать приятным времяпрепровождением, но только не для Гренгуара, с детства страдавшего боязнью высоты.
- «Снимите меня отсюда !!!!!!!! Сни-ми-те !!!!!!» - отчаянно завопил поэт - «Меня много !!!! Меня веревка не выдержит !!!!!!!! SOS !!!!!!!! SOOOS !!!!!!!!!!!» - «Замолкни и не занимайся плагиатом» - рявкнул Клопен - «SOS тут уже кричал один... за четыре года до тебя... И ему это не помогло - провисел на лонже до утра, как миленький. Ну ладно, слезть хочешь ?» Поэт отчаянно затряс головой - «Тогда попытайся охмурить дам, из тех, что тут бегают. Если кто-нибудь из них тебя возьмет - слезешь». - «Дамы !!!!! Дамы !!!!!!! Посмотрите на меня!!!!!!! Я хороший !!!!!!!!! Я умный !!!!!!!!!!!!! Я красивый!!!!!!!!!!! Я готовить умею !!!!!!!! И шить, и белье стирать, и мусор выносить !!!!!!!!!! Я животных люблю, правда, правда, у самого собака !!!!!!!!! Дамы !!!!!!!!!! Ну куда же вы ????!!!!!!!!!!!» - закричал поэт во всю оставшуюся мощь натруженных за день связок. Крик получился настолько тихий, что женщины Двора Чудес даже не подняли головы на бедного позеленевшего менестреля. Хотя нет, одна все же задержалась. Та самая Эсмеральда.
С Соборной площади она собиралась прийти сразу к санпапьерам, но ее немного задержали какой-то ненормальный скрюченный здоровяк, пытавшийся за ней побегать, и красавец-капитан, ее давнишний собеседник, который не только спас цыганку от странного горбуна, но и пригласил сходить в какой-то Вальдамур. Что за Вальдамур - Эсми было все равно, потому что втрескалась она в Феба по уши. Зря, кстати говоря.
Мило пообщавшись с предметом страсти, цыганка продолжила свой путь и, придя во Двор Чудес, услышала сверху какой-то странный сип «SOS...» Измученного менестреля она пожалела и поэтому заявила, что возьмет его в мужья. - «Ладно, спускайте его. Но если только к ней прикоснешься - вздерну обратно !!!!!!!» буркнул Клопен и вернулся к бутылке.
Домик, в который Эсмеральда привела Гренгуара, конечно, не особо соответствовал его мечтам: печки не было, лавки со свечкой тоже, только на полу лежал тонкий матрас, видимо, давно соскучившийся по соломе.
- «Вы, мадмуазель, насчет меня не беспокойтесь - затароторил поэт, поглядывая на маленький ножик, который цыганка не выпускала из рук, и вспоминая внушительную фигуру Клопена - Меня и женщины-то не очень интересуют, только музы, правда, правда. Я, если хотите, и вас музой сделаю. Своей, естественно. Стихи вам буду посвящать. Не против ? Ну что же вы молчите ? Вы думаете, я какой-нибудь нищий бездомный поэт ? Ха! Да я, сударыня, знаете ли, принц ! Принц, точно принц ! Не верите ? Не надо так на меня смотреть, я правду говорю... Да точно, принц я, принц... Парижских улиц... Ну и что ? Зато принц же ! И я не только стихи сочиняю, я книжки умные пишу, и на разных языках могу читать... Точнее мог... когда меня учили... Эх, хороший учитель у меня был, вам бы такого... Ну, знаете, вообще-то не очень приятно, когда ты говоришь, а тебе не отвечают. Да вы живы вообще ? Эй, мадмуазель ! Смотрите, от вас коза сбежала !» Но Эсмеральда даже не пыталась слушать разговорчивого поэта. Она смотрела в потолок и, казалось, думала о чем-то, абсолютно не касающемся ни ее нового мужа, ни ее дома, ни даже Клопена. «Феб...» - тихо произнесла она - «Что значит Феб ?» - «А ? Феб ? Ну это... это... кажется латынь... ну солнце, кажется...» - недовольно проворчал поэт. Получив ответ на свой вопрос, Эсмеральда снова ушла в прострацию, а Гренгуар, до которого наконец дошло, что ничего у него с цыганкой не получится, свернулся клубочком на матрасе и заснул.
Убедившись, что поэт в отключке и до вечера следующего понедельника вряд ли проснется, Эсмеральда вспомнила про телефон, который всучил ей Шатоперов, перед тем, как эффектно удалиться с площади с Квазиком подмышкой. Найдя бумажку с номером, цыганка моментально кинулась к ближайшему таксофону и начала звонить. Что за сообщение она наговорила на пейджер - и так понятно, типа, какой ты хороший, какой ты замечательный, и красивый, как солнце, и вообще люблю я тебя ну просто до невозможности, ну прямо сейчас уже собираюсь в Вальдамур.
Сообщение это было получено Фебом практически одновременно с другим, оставленным Флер-де-Лис. Что говорила она - тоже ясно, типа, какой ты хороший, хоть и гад, и какой замечательный, и красивый, как солнце, и люблю я тебя ну просто до невозможности, ну прямо сейчас приеду.
Но Шатоперову в данный момент было абсолютно не до решения проблем с девушками. Задержанного им горбуна в скором времени должны были судить и приговорить к какому-либо наказанию. К какому - это и предстояло решить капитану, так как Наварро, оправившись от простуды, укатил на Ривьеру отдыхать. Вариантов наказания у Феба было два: с одной стороны, звонаря можно высечь, с другой - посадить в КПЗ деньков на 50, чтобы в другой раз неповадно было хулиганить. Итак, высечь или посадить ? Эта, и только эта мысль терзала и разрывала капитана на протяжении уже 20 минут и собиралась терзать и разрывать еще столько же времени, если бы в этот момент под окном отделения не прокатилось отскочившее от какой-то тележки огромное колесо - «Ну все, хватит разрываться !» - мгновенно решил Шатоперов. - «Мы его не выпорем и не посадим. Мы его к вот этому колесу привяжем и по площади прокатим разиков 150 !». На том и порешили. Скоренько подписали приговор и разошлись наконец по домам.
Следующий день выдался солнечным настолько, что Гренгуару не удалось поспать до вечера. Он был разбужен невыносимой жарой. - «Ну вот, теперь придется таскаться по жаре в пальто» - подумал он, выйдя на улицу. Дальнейший маршрут менестреля был уже привычен, да и мы сможем его элементарно угадать. Да, наш герой вернулся на Сите, к Собору, единственному месту, где его замечали.
На площади, как не странно, было безлюдно, только Фролло гулял перед Нотр-Дамом, несмотря на жару. Нужно сказать, что поэт и архидьякон были знакомы не просто давно, а очень давно, более того, именно Фролло обучил Гренгуара латыни, английскому, греческому, паре-тройке десятков других языков, кроме того, герметике, алхимии, астрономии, математике и другим предметам, успешно забытым поэтом с тех пор, как он покинул стены родной монастырской школы. Поэтому вполне понятно, что бывший учитель вступил в разговор с бывшим нерадивым учеником, который пытался избегать всего, связанного со школой, на протяжении энного количества лет.
- «Ну, и куда ты запропастился после выпускного вечера ?» - поинтересовался архидьякон
- «Да вот, гулял... да, вы знаете, учитель, можете меня поздравить, я вчера женился! Точнее, меня женили... на одной цыганке, как бишь ее... Эсми... Сими... блин, опять забыл... Да что вы смотрите на меня так, меня к ней даже на метр никто не подпускает !»
- «Значит, заруби себе на носу, дурилка лохматая - когда Фролло выходил из себя, он редко выбирал выражения - Если ты к ней хотя бы прикоснешься, я тебя... точнее, ее... нет, ее и тебя... а потом заодно и себя... ну вобщем ты меня понял, дубина, бездарь !»
Гренгуар хотел было оскорбиться и показать Клоду, что, разучившись читать по-гречески, он научился кое-чему другому, например, уличной борьбе, но, из уважения к старшим, передумал, и решил, для собственного успокоения, перевести разговор в другое русло. - «Вы только посмотрите, эти граффити опять отрываются, даже на Соборе не постыдились отметиться. Anarkia - вот грубияны-то ! Кстати, вы не помните, что это значит ? Fatalite ? А это по-каковски ? Да что вы говорите... велик и могуч французский язык... Ой, смотрите, а через дорогу катят на колесе кого-то, не Квазимодо ненароком ?» - «Идиот ненормальный, не видишь что ли, арестовали его !» - резко отрезал Фролло и скрылся, не дав в очередной раз оскорбленному до глубины души поэту даже открыть рот от возмущения.
Квазимодо, привязанного к колесу, катали по Парижу с самого утра, и к полудню, то есть к моменту прибытия на Сите, несчастного горбуна начала мучить жажда. Сначала он не собирался никого ни о чем просить, но уж больно подходящая сложилась ситуация: вокруг колеса собрались зеваки, начавшие награждать звонаря не очень лестными эпитетами, и до боли знакомый голос произнес: - «Молитесь за него, бедного грешника, да сжалится над ним господь» - «А что, это хорошая идея !!! - заорал мгновенно переставший быть глухим Квазимодо - Это я насчет жалости !!! Жалость - это хорошо !!!! Вот меня, к примеру, пожалеете, потом в рай попадете !!! Вон, у того священника, что за колодцем прячется непонятно от кого, спросите, он вам подтвердит !!!! А жалость вашу выразить вообще пара пустяков - лишь каплю воды для Квазимодо... Пить!!!!!!! Дайте мне пить!!!!!!!!!!» Но ревы Квази, за день успевшего посереть, посинеть, покраснеть, пожелтеть и позеленеть соответственно, мало кого вдохновили на доброе дело. Хотя нет, одна добрая душа все же оказалась. Та самая Эсмеральда. Она конечно, еще обижалась на горбуна, пытавшегося ее похитить, но в рай попасть тоже хотела. Поэтому она довольно быстро подошла к колесу и вылила в несчастного, ставшего уже фиолетовым в крапинку, звонаря почти все содержимое своей бутылки «Аква Минерале» (без газа), украденной намедни из соседнего магазина. Вот радость-то ! И на радостях Квазя снова запел.
На этот раз он пел о том, как ему повезло с Эсми - типа и красавица она, и танцует суперски, и вообще его даже глючит от нее маленько... А зачем человеку петь о таких высоких чувствах одному ? И Фролло, осторожно вылезший из-за колодца, тоже решил проверить, не разучился ли он еще петь, с момента выгона будущего священника из церковного хора за... а важно ли за что ? Запел он о том, что и сам-то к Эсми неровно дышит, и красавица она, и танцует суперски, вот только к чему это приведет - он понятия не имеет, да и глючить его начало... А почему бы дуэту, поющему о таких высоких чувствах, не превратиться в трио ? И Феб Фебусович Шатоперов, выкроивший себе наконец время на личную жизнь, тоже решил взять пару высоких нот, чтобы такой текст не пропадал. Его партия мало отличалась от первых двух: типа и красавица Эсми и танцует суперски, и нравится она ему, так что Флер пора сделать ручкой (на неопределенный срок) и заняться Эсмеральдой. Самой же Эсми до этих песнопений было глубочайшее don’t care - нет, приятно, конечно, что аж три мужика за тобой бегают, но и у нее самой было дел навалом... Но трое певунов ни в коем случае не собирались отпускать объект своей страсти и не замолчали, пока цыганка не споткнулась обо что-то тяжелое и не упала. Закончив пение, архидьякон и солдат быстренько смотали удочки, а вот Квази решил обратиться к медленно приходящей в себя от падения цыганке с деловым предложением.
Дело в том, что в башнях Собора - основном месте обитания звонаря - было очень много ненужных пустующих келий, в которые уже давно никто не заглядывал, а Фролло так и вообще забыл об их существовании. Зарплату Квазимодо получал мизерную, подработать ему тоже было негде, поэтому он решил использовать пустующие кельи в качестве гостиничных номеров с видом на Париж с высоты птичьего полета. В Эсмеральде он разглядел потенциальную квартирантку, поэтому, не откладывая дела в долгий ящик, начал рекламировать ей новую гостиницу. - «Вы только посмотрите: зимой не холодно, летом не жарко, охрана замечательная - вон там сидит, химеры, страшные, правда ? Да вы, девушка, даже не думайте, соглашайтесь, я сам тут 16 лет живу, фактически родной дом стал... А ? Что? Сколько стоит ? Это вы, девушка, своевременно спросили, только сегодня и только для такой спортсменки, комсомолки, красавицы, и просто хорошего человека, как вы, действует специальная скидка - всего 999 тысяч 999 долларов 99 центов, естественно, обмен по курсу!» - «Э... ладно, так и быть, подумаю... - неуверенно произнесла слегка обалдевшая от неожиданного напора Эсми - я приду еще... наверное...» Удовлетворившись таким уклончивым ответом, а может, и испугавшись приближавшихся шагов архидьякона, Квазимодо довольно затряс головой и быстро уковылял с площади. «Господи, Ave Maria, кошмар-то какой» - подумала девушка и снова ушла в уже привычный астрал.
До конца дня больше ничего примечательного не произошло, так как все герои занимались каждый своим делом. Эсми сидела в астрале до вечера (больше ей все равно было нечего делать), Грини тусовался возле телецентра с другими желающими поступить в Star Academy, Квазимодо пытался продать парочку гостиничных номеров санпапьерам, санпапьеры (как обычно, в лице Клопена) разъясняли начинающему бизнесмену, что кругом кишмя кишит буржуазия, с которой надо воевать, Феб сидел в парикмахерской, готовясь к свиданию с цыганкой, а вот Фролло... Архидьякону было хуже всего - он весь день вел рукопашную борьбу со своими глюками. Глюков у него было два - временами, когда он смотрел в зеркало, он видел, что его место занял дьявол, а временами видел в зеркале довольно пышно цветущее молодое зеленое дерево. - «Блин, гады, уйдите сейчас же ! Ну вы ж меня погубите ! Ну не зеленое дерево я, не зеленое дерево, я ЧЕ-ЛО-ВЕК !!!!!! Нет, это уже из другой пьесы... Ну да ладно, суть ясна - вон отсюда, чтобы я вас не видел больше !!!!!» - то и дело доносилось из кельи.
За этими занятиями день пролетел незаметно, а вечером по крайней мере четыре действующих лица нашей истории отправились в одно и то же место. И этим местом была не площадь перед Собором, как вы думаете. Этим местом было милейшее заведение, которое у французов интеллигентно называется Вальдамур, а у нас гораздо проще и прозаичнее - бордель. Эсми с Фебом пришли туда... понятно зачем, Гренгуар пришел жаловаться проституткам на свою жену, которая даже видеть его не хочет, а Фролло прибыл в Вальдамур... а вот и не за тем, за чем вы подумали. Просто, к вечеру уже немного ошалев от борьбы с галлюцинациями, архидьякон открыл окно, чтобы вдохнуть свежего воздуха, и увидел цыганку, выведенную из астрала сработавшим будильником, и быстренько, поглядывая на часы, убегающую с площади. Так что в бордель Клода привело исключительно любопытство.
Комната, в которую Феб привел Эсмеральду, особой роскошью, конечно не отличалась, единственной мебелью в ней служила кровать, почему-то стоявшая прямо под огромным окном. Все подробности разговора капитана и цыганки, а заодно и того, что последовало за этим диалогом, излагать не буду, сами понимаете, не маленькие, замечу только, что за спиной Феба медленно начала вырастать устрашающая темная фигура. Эта фигура, видимо, уже доведенная до крайности тем, что происходило перед ее глазами, пырнула капитана Эсминым ножичком, своевременно выброшенным на пол, и исчезла.
«Меееееее-лиииии-цияяяяяяяя !!!!!!!!!!!!» - заголосил неизвестно откуда взявшийся Гренгуар. «Меееееее-лиииии-цияяяяяяяя !!!!!!!!!!!!» - завопила возникшая из небытия Флер-де-Лис. «Меееееее-лиииии-цияяяяяяяя !!!!!!!!!!!!» - вторил им пролезший в окно Клопен. «Меееееее-лиииии-цияяяяяяяя !!!!!!!!!!!!» подал голос рекламировавший новую гостиницу проституткам Квазимодо. «Меееееее-лиииии-цияяяяяяяя !!!!!!!!!!!!» - поддержал этот хор решивший обеспечить себе алиби Фролло, который, как вы догадались, и был той самой устрашающей темной фигурой. «Меееееее-лиииии-цияяяяяяяя !!!!!!!!!!!!» - кричали они все вместе, пока не созвали на место происшествия всю жандармерию вкупе с комиссариатом. Полицейские скоренько навесили на Эсми обвинения в покушении на убийство, колдовстве и проституции и разогнали всех с места преступления.

Глава 3.

Прошло три дня. О пренеприятном происшествии в Вальдамуре постепенно стали забывать. Шатоперов медленно шел на поправку, и обо всех существующих в мире цыганках, проститутках и вообще симпатичных девушках, кроме невесты, решил забыть... на неопределенный срок. Наварро вернулся с Ривьеры и приступил к своим прямым обязанностям. Гренгуар вначале, конечно, волновался по поводу Эсми, но поняв, что история эта довольно запутанная и всем ее участникам грозит мешком как минимум, предпочел не вмешиваться. Эсми тихо сидела в тюрьме, время от времени завывая «А на черной скамье, на скамье подсудимых...»
Страдали только Квазимодо, лишившийся потенциальной первой клиентки, да Фролло, который во время, свободное от служб, работал судьей в городском суде, и которому предстояло судить Эсми.
Ситуация, конечно, для архидьякона складывалась непростая: мало того, что пришлось подставить любимую девушку, так теперь ее еще и судить надо, причем обвиняя в преступлении, которое сам же и совершил. - «Ну и что ? Так я ж за дело - размышлял архидьякон, поднимаясь на башню - Я же всех предупреждал, если хоть кто-нибудь к ней подойдет, то я за себя не ручаюсь ! Ну этот капитан подошел... и не только... вот и нарвался ! Мораль - не надо меня злить !» - «Так, а ЭТО еще что такое ???????» - невольно вырвалось у Фролло, как только он открыл дверь на колокольню. И удивление его можно понять - Квазимодо, наслушавшись бредней революционно настроенных санпапьеров, решил устроить забастовку. Да-да, самую настоящую забастовку, с баррикадами, лозунгами и красными стягами.
Звонарь навалил перед собой баррикады из всяких бревен, досок и другого стройматериала, приспособил под красный стяг собственный кафтан и намалевал на нем лозунги «Я тебе покажу !!!!!!!», «Хлеба, денег и Эсмеральды !», «Нет цыганки - нет звона !» и наконец «Даешь кельи в гостиничный бизнес !!!!!!» - «А я как раз хотел тебя спросить, почему ты не звонишь третий день...» - процедил сквозь зубы священник. Звонарь партизански отмалчивался и только совал ему под нос лозунги. - «Ну, и что же ты мне покажешь ? И причем тут гостиничный бизнес ?». Ответа не последовало. Архидьякону осталось только пожать плечами и спуститься на площадь, где уже прогуливался Гренгуар.
- «Вы даже не представляете, как я рад вас видеть - вступил в беседу поэт - Я тут в газетах прочел, что новые компьютеры во Флоренции изобрели, представляете, обычно в Китае, теперь вот во Флоренции.! Да, смотрите, вот пишут еще, что кто-то в кругосветку на кораблях отправился ! Смотрите, еще учебники новые ввели ! А ? Что ? Учебники убьют Соборы ? Библия убьет Церковь ? Человек убьет Бога ? Ну что ж вы так пессимистично, еще не все потеряно... Да, я вас вот о чем хотел спросить: вы не в курсе, случайно, почему колокола не звонят третий день ? Это наверное из-за несчастного, влюбленного Квазимодо ?» - «Это потому, что этот горбатый имбицил устроил забастовку» - откликнулся Фролло - «Да пошли отсюда, поговорить надо». Как только священник с поэтом ушли с площади, на нее выскочил Квазимодо, которому наскучило сидеть голышом за баррикадами. Он с трудом натянул свой кафтан, уже успевший побывать стягом, и пошел искать Эсми.
Фролло тем временем действительно надо было поговорить с Гренгуаром. Хотя бы чтобы не навлечь на себя подозрение со стороны говорливого менестреля. - «Ну и куда ты дел свою так называемую жену ? - спросил он - Как-то пустовато на площади без ее прыжков...» «А я почем знаю ? Да и зачем нам, учитель, какие-то женщины еще, да ну, фигня... У меня музы, у вас вон сколько святых...» - соврал поэт, видимо, еще помня о не очень приличных определениях, данных ему собеседником. - «Чего-то ты недоговариваешь - проницательно заметил Фролло - еще в школе любил так дурачиться... Слушай, ну ты же взрослый мужик, кончай валять дурака !» Но поэт его уже не слушал. Он разговаривал с Клопеном, также озадаченным исчезновением цыганки. Ему-то он и рассказал о том, что Эсми посадили и что ее надо срочно вытаскивать.
А вот про Эсми-то мы совсем и забыли ! Сидит она бедняжка, как птица в клетке, и ищет ее только один Квазька, бегает по городу и орет. Конечно, не каждому хочется терять потенциального посетителя гостиницы !
Судили ее довольно быстро, сначала она конечно, шумела, что типа не она, и вообще там была какая-то устрашающая темная фигура, как-то странно напоминающая судью... Это заявление, естественно, было воспринято как оскорбление суда. - «Нет, ну вы на нее просто посмотрите - разошелся оскорбленный судья - Смотрит в одну точку, как после попойки. Да точно, точно, эта дамочка вечером накачалась наркотиков (а может, и нанюхалась), потопала в Вальдамур работать, естественно, ее проглючило, под кайфом же была ! А откуда у цыганки наркотики ? Так что вот вам, милейшая, еще и обвинение в распространении наркотических веществ ! Опять не вы ? Ну-ну... Прибегнем к крайним мерам ! Ну-ка вставайте со скамьи ! Ну что вы кричите ! Что там ? Ногу прищемили ? Так вам, милейшая, и надо ! А вы не вытаскивайте ее, не вытаскивайте, пусть вину признает сначала !» - «Ладно, я признаюсь во всем, только вытащите меня...» - тихо сказала цыганка, и, когда ногу освободили, обиженно добавила - «Assassins...» «Что ?????? Опять оскорбление суду ?????? Ну, дамочка, это уже слишком ! Значит, так: сначала мы вас хотели просто привести к Собору на публичное покаяние, а теперь придется вас еще и повесить. Так что готовьтесь, скоро к вам священника вышлем !» - заявил судья и размашисто подписал протокол.
Таким образом, вместо того, чтобы решить хотя бы одну из двух своих проблем, Фролло, который и был судьей, нажил себе третью. Причем исключительно из-за своего импульсивного характера. Теперь для него существовал только один выход - убедить Эсми в своих теплых чувствах к ней и склонить к тихой семейной жизни. Возможность у архидьякона для этого была - стукнуть исповедника по башке (а чего ему терять теперь-то ?) и заявиться вместо него к цыганке. Но вот только как ее уговорить, если он такими вещами с детства не занимался ? Фролло решил придумать речь по ходу, а сам уже нацеплял рясу исповедника. Теперь ему предстояло самое сложное - уговорить Эсми. Как ? В голове вертелось «Я старый солдат и не знаю слов любви», но Клод был не таким уж старым, да и в армии не служил никогда... Он мог конечно, просто пока вытащить Эсми из камеры, но насилие применять как-то не хотелось... Так, еще не решив, что говорить, Фролло оказался перед дверьми камеры Эсмеральды.
- «Ты еще кто такой ?» - недовольно протянула Эсми. - «Я священник и пришел приготовить тебя к смерти». - «Приготовить к смерти... Лучше бы ты мне еду приготовил, или постель... Эй, что ты на меня так смотришь, я просто предположила !» - «Без шуток - через час тебя повесят» - «Ну наконец-то, в рай попаду, в раю тепло, светло, мухи не кусают, накормят наконец...» - «Не тебя накормят, дура, а ты червей накормишь !» - «Кто, я дура ???? Мда... Слушай, я ж тебя впервые вижу, за что ты меня ненавидишь ?» Разговор зашел в тупик. После последней фразы Эсми признание в любви было просто необходимо, но как его сделать, Фролло так и не решил. Но надо было срочно что-то говорить. «Ну я... вобщем... не ненавижу я... я... ну вобщем JE T’AAAAAAAAAAAAAAIME !!!!!!!!!!!!!!!!». Далее последовала немая сцена. Фролло был в шоке, что с детства не забыл, как надо тянуть ноты, а Эсми была в шоке, что кто-то вообще способен так долго тянуть ноту.
Только теперь будет вполне уместно рассказать, за что Клода Фролло выгнали из церковного хора. Его выгнали не потому что он пел плохо, а наоборот, потому, что он пел СЛИШКОМ хорошо. С первого дня его появления в хоре каждое утро церковь была забита прихожанками, желавшими послушать нового певчего, которые с первых же нот влюблялись в него, потом осаждали на выходе из церкви, заваливали цветами, требовали автографов... Короче говоря, против голоса Клода Фролло не мог устоять никто. Не устояла против него и Эсмеральда...
Вобщем, как вы поняли, все закончилось хорошо: Фролло умудрился замять дело и поселился с Эсми в Соборе, башни которого Квазимодо умудрился-таки приспособить под гостиницу, в которой расселил санпапьеров с Клопеном (естественно, не бесплатно), Шатоперов женился, Наварро расследовал еще уйму дел, а Гренгуар победил в Star Academy.
О боже мой, да знаю, я знаю, что все было не так, что Эсми, окончательно обалдевшая в тюряге, послала Фролло куда бы подальше, а потом пришел Клопен и спас ее, а потом Квази прятал ее в Соборе, но Фролло выдал всех Фебу и все закончилось очень плохо, но вам-то это зачем знать ? Печальных событий и так навалом, а я вам вот о веселом рассказал. Так что все претензии по поводу рассказа предъявляйте мне, вашему покорному слуге метру Люку Пламондону... Эй, эй, вы что ???? За что меня в отстой ????? Какое мыло ?????? Какие помидоры ???? А вы знаете, предсказали, что конец света наступит в 2050 году !!!!!!!!!!

* * *
Автор: Юля
julietta83@yandex.ru

Back