* * *
Капитан Феб де Шатопер тоже не умел читать мысли. По правде сказать, он и соображал-то с трудом, когда, пропив последние деньги, плелся домой из кабака. Материальное положение доблестного капитана в очередной раз серьезно пошатнулось. А всё эта рыжая красотка... И вино! Дрянное вино, надо признаться... Перспектива утреннего пробуждения с адской головной болью и омерзительным привкусом во рту была абсолютно реальной... Да еще этот чертов званый обед в семье его ненаглядной невесты! При одном воспоминании о Флер-де-Лис Фебу захотелось выругаться... Что он и сделал, заставив случайного прохожего испуганно шарахнуться в сторону...
Он не хотел на ней жениться, он вообще не желал связывать себя священными узами брака. Но Флер-де-Лис была богатой невестой, и этот аргумент "за" перевешивал все аргументы "против". Кроме того, юная аристократка была весьма недурна собой... Но, разумеется, не так хороша, как та цыганочка... Как ее там, Симиляр, кажется... Феб тряхнул головой, словно отгоняя навязчивое видение. Маленькая чертовка принесла ему кучу неприятностей! Из-за проклятой раны он провалялся в постели почти целый месяц. Кроме того, капитан отнюдь не был уверен, что Флер-де-Лис поверила в басню о том, что ранение было получено им в героической схватке с уличными бандитами.
Капитан и сам ничего понял тогда. Судьи решили, что нож, которым был нанесен удар, держала рука этой хорошенькой девочки. Ее приговорили к повешению... Когда ему сказали об этом, Феб лишь пожал плечами. Не все ли равно? Он найдет себе сто таких, как она! Но теперь, когда он, пошатываясь, брел по ночным улицам, образ цыганки тревожил и волновал его... Эти бездонные черные глаза, нежные губы, подобные розовым лепесткам... А еще на ум капитану пришли разговоры о том, что молодая ведьма таинственным образом исчезла из хорошо охраняемой тюрьмы. Когда на рассвете за ней пришли, чтобы отвести ее на виселицу, клетка оказалась пустой: птичка упорхнула... Видевший ее последним архидьякон Собора Богоматери Клод Фролло заявил, что ведьма отказалась от исповеди, а ее исчезновение можно объяснить не иначе, чем колдовскими чарами. Объяснение достопочтенного архидьякона было принято сразу и безоговорочно... Разумеется, цыганку искали - впрочем, без особого усердия, но вскоре оставили и эти попытки, лишний раз убедившись в невероятной силе ее колдовства.
Так или иначе, но девчонка была дьявольски хороша! Феб вздохнул, и мысли его переключились на другой предмет - как наполнить свой опустевший кошелёк. Эти раздумья завершились быстро - очередной порцией отборной площадной брани. В чём-чём, а в этом капитану королевских стрелков не было равных!
* * *
Эсмеральда проснулась поздно. Полуденное солнце наполняло ее маленькую келью ярким, теплым светом... Клод уже ушел, и цыганка знала, что до вечера она его не увидит. Предстоял еще один пустой и грустный день, точь-в-точь похожий на все предыдущие. Лишь вполне понятный страх за собственную жизнь удерживал цыганку от того, чтобы нарушить запрет священника и покинуть Собор. Ей так хотелось вновь окунуться в пестрый, шумный мир, в котором она когда-то жила. Хотелось увидеть его... Эсмеральда резко оборвала ход собственных мыслей. Феб потерян для нее, потерян навсегда. Она принадлежит другому мужчине. Это ее собственный выбор и ничего уже не изменить. Но сердце Эсмеральды отказывалось внимать доводам рассудка. Когда священник был рядом с ней, она почти не думала о капитане. Но одиночество - опасная вещь. Оно вызывает к жизни воспоминания. Эсмеральда не могла простить Клода, и забыть Феба она тоже не могла. Какой он храбрый, красивый, нежный... А этот нарядный мундир так ему идет, просто чудо! "Мы могли бы быть так счастливы..." - с горечью подумала девушка, и невольные слезы прочертили на ее смуглых щеках две блестящие дорожки...
Вздохнув, цыганка встала с постели, оделась и, не зная, чем себя занять, стала напевать старинную песенку, которую слышала еще в детстве. И вдруг почувствовала на себе чей-то внимательный взгляд... Обернулась и невольно вздрогнула. То был Квазимодо. Эсмеральда уже почти привыкла к звонарю, но его внезапные появления все еще пугали ее. В ярких солнечных лучах несчастный горбун казался особенно безобразным...
Увидев ее отвращение, Квазимодо опустил голову и спрятал лицо в ладонях... Этот жест отчаяния растрогал цыганку. Эсмеральда подошла к нему и, превозмогая отвращение, осторожно дотронулась до его плеча. Квазимодо взглянул на нее и прошептал:
- Я не хотел напугать Вас, простите меня...
- Но я вовсе не испугалась, Квазимодо, - улыбнулась она. - Просто ты появился так неожиданно...
- Не смотрите на меня, пожалуйста... Умоляю, продолжайте петь. Как будто меня здесь нет... Прошу Вас...
Не исполнить его просьбу было невозможно. И Эсмеральда начала петь очередной куплет своей песенки - длинной и немного печальной. Притихший Квазимодо не шевелился, не говорил ни слова. Он не мог слышать нежного голоса цыганки, зато у него была возможность смотреть на нее. Пусть Эсмеральда принадлежит другому, но никто не запретит бедному звонарю хотя бы издали любоваться этой удивительной, неземной красотой.
Продолжая напевать, цыганка подошла к окну, бросила взгляд на площадь... И тут же смолкла, резко отпрянула, бросилась на постель и горько заплакала.
Потрясенный этой неожиданной сценой, Квазимодо подковылял к окну, чтобы посмотреть, что так напугало или расстроило цыганку. И сразу все понял. Красивый молодой всадник был ему хорошо знаком... Феб де Шатопер, капитан стрелков, который в это время как раз направлялся к своей очаровательной невесте. Звонарь был в замешательстве. Перед его мысленным взором тут же возникла картина любви, которой он был свидетелем. Эсмеральда и архидьякон. Ему показалось тогда, что эти двое счастливы и наслаждаются друг другом... Отчего тогда прекрасная цыганка так горько плачет? Он не осмеливался приблизиться и спросить ее об этом... Но тут Эсмеральда сама повернулась к нему. В ее заплаканных глазах отражались боль и отчаянная решимость.
- Квазимодо! Только ты можешь мне помочь...
Он внимательно смотрел на цыганку, чтобы не пропустить ни слова.
- Не может быть, чтобы мой Феб позабыл меня... Мне бы увидеть его, хоть на минуточку, заглянуть в его глаза. Квазимодо, прошу тебя... Нет, умоляю: найди его! Скажи, что я буду ждать его сегодня вечером. Ровно в семь, в переулке - на том самом месте, где мы встретились впервые. Он поймет. Сделай это для меня, хорошо? - ее глаза молили о помощи.
У Квазимодо не было сомнений, как поступить. Его любовь была так велика, что ради счастья Эсмеральды он без сожаления расстался бы с собственной жизнью. Какое значение имела эта адская боль, разрывающая сердце! Это ведь только его боль, он всё вынесет. Лишь бы не видеть ее слез... Поэтому в наступившей тишине прозвучал именно тот ответ, которого цыганка так ждала.
- Я найду его. И всё ему передам...
* * *